Зачем учить математику. Иван Александрович Гобзев

но у других классов.

      А вот Тихонова и Денисова Алевтина Гекторовна не любила. Ещё бы, они совсем не походили на отвязных американских мальчиков. Тихонов вообще чуть что краснел и прятал глаза.

      – Ну, Тихонов, – насмешливо могла она заметить при всех, – что потупился, как девушка?

      От этого он совсем терялся, нервно ерошил волосы и морщил лоб. Все, конечно смеялись. Самое обидное, что после таких тупых замечаний кто-нибудь обязательно начинал его дразнить:

      – Эй, девушка! Можно с вами познакомиться?

      В общем, довольно быстро он её возненавидел и на английский совершенно забил. На уроки он приходил с книжкой, садился в глубине и читал. Денисов дал ему фантастический роман одного болгарского писателя про приключения двух подростков, землянина и инопланетянки. Тихонов с головой ушёл в это чтение, забросив даже комиксы и стихи. Так его захватила история, что он хотел быть там вместе с главными героями, а лучше на месте одного из них. Отрываясь иногда от книги и глядя в окно, поверх крыш, туда где, казалось, начинается совсем другой мир, и дома уже не такие, и люди другие, и отношения между ними иные, он с горьким сожалением мечтал о подружке-инопланетянке. С сожалением – потому что он ясно осознавал неосуществимость мечты. В свои пятнадцать лет Тихонов уже чётко понял, что интересные книжки и реальность, в которой он живёт, – две совсем разные вещи.

      И почему у него нет таких отношений ни с одной девочкой? Что не так он делает? Ему казалось, что он нравится Гришиной. Да и Света Ступакова иной раз давала понять, что не прочь… И Маша Петрова была с ним ласкова. Хотя Маша Петрова ласкова была со всеми.

      Как-то Ступакова специально дождалась его после уроков около раздевалки. Ради него ей даже пришлось прятаться от подруг и поклонников. «Тихонов, – спросила она, – ты сейчас домой идёшь?» Он, прекрасно поняв намёк, сделал вид, что ничего не понял. Вместо того чтобы просто сказать: «Да! Давай я тебя провожу», он криво улыбнулся, скосился куда-то в сторону, и вдруг спросил хамским, не своим, голосом: «А чё ты хотела?» «Ничё», – вздохнула Ступакова так, как вздыхают, встретившись с идиотами.

      Тихонов проклинал свою застенчивость и завидовал Стаханову. Потому что Стаханов, ничуть не робея, подходил к любой девочке и заводил с ней разговор так, как будто он самый прекрасный мужчина на свете и устоять перед ним невозможно. Самое удивительное, что почти никто и в самом деле не мог устоять.

      Притом что, – думал Тихонов, – он же дурак и урод!

      А я? Я умница. Ну, может, не красавец, но уж точнее лучше Стаханова! Хотя нет… Я трус. Я просто трус, если даже с девочкой не могу просто поговорить…

      И он с тяжким вздохом и слезами на глазах возвращался в книге, чтобы побыстрее утонуть в упоительном мире грёз.

      – Тихонов! – прозвучал резкий голос Алевтины Гекторовны, врезавшись бульдозером в его мечту, – что это у тебя лицо, как у монахини?

      Он не сразу сообразил, в чём дело, потому что слишком был погружен в чтение. Подняв голову от книги, он увидел ироничный взгляд учительницы.

      – Читаю, –