Зачем учить математику. Иван Александрович Гобзев

после звонка бессмысленно.

      Светочка Ступакова, отличница и красавица, подбежала к ней:

      – Спасибо, Надежда Павловна, это было так прекрасно! Да ведь, ребята?

      – Угу, ничё, норм! – раздалось в классе.

      – Спасибо, мои милые! – улыбнулась Надежда Павловна.

      Денисов с Тихоновым вышли в коридор, закидывая рюкзаки на плечи.

      – Стойте! – это была Катя Гришина.

      Глаза у неё блестели, лицо непривычно порозовело.

      – Кто это написал? – спросила она, показывая листочек со стихотворением. – Ты, Тихонов?

      И тут Тихонов, вместо того чтобы признаться и получить вознаграждение, вдруг заробел и неуверенно посмотрел на Денисова, как бы ища поддержки. Гришина восприняла это как указание и перевала свой взгляд на того.

      – Значит, Денисов, ты?

      Денисов напрягся и промолчал. Тихонов понял, что нужно срочно признаваться, иначе лавры незаслуженно достанутся другому. Но не успел.

      – Как тебе не стыдно, такая гадость! – воскликнула Гришина и с размаху влепила Денисову пощёчину. Потом резко развернулась, так что юбка взлетела, и пошла прочь.

      – Блин, – Денисов прикрыл лицо руками. – Мощно.

      Щека у него покрылась красными пятнами и как-то странно вздулась.

      – А ещё говорят, что ты не романтик…

      Подавленные желания

      Первый урок – это кара небесная. Особенно зимой, когда рассвет ещё не тронул город, и всё утопает в лиловой тьме. Приходишь в класс в полусне, а там в окна льётся фиолетовый сумрак, свет выключен и только настольная лампа на столе учителя горит маяком, разгоняя тёмные силы. А за ней сидит Ирина Александровна и что-то строчит в журнале. Такая уютная, в очках, похожая на престарелую фею, и не скажешь ведь, что ведьма.

      Эта предрассветная атмосфера очаровательна, в ней есть нечто от волшебства и сказки, но только если она не является преддверием урока. Хотя что в нашей жизни, – подумал Тихонов, – не преддверие очередного урока?

      Сейчас была не зима, а весна, и в окна класса струился розовый свет, отражаясь от окон дома напротив. Но суть от этого не менялась – первый урок есть первый урок, что зимой, что весной. Нет ничего ненормальнее первого урока.

      Сегодня Ирины Александровны не было на её привычном месте, что странно, обычно она приходила раньше всех. Ученики же пока бесились. Особенно в этом деле отличались Тихонов, Денисов, Рыбенко и Кислов. Взяв тряпку для доски, они перебрасывались ею, играя в салки. Сухая тряпка сильно воняла и оставляла на одежде меловые следы. Её назвали «сифня», а осаленного «сифак». Главное до начала урока не остаться сифаком, потому что если не успел в другого запустить, останешься им навсегда, и будешь весь день потом слушать выкрики: «вечный сифак!»

      Вдруг из коридора ворвался ученик Батонов с воплем: «Идёт!» Все кинулись на свои места. Сифня в этот момент была в руках у Тихонова, и он, прыгая через парты, с криком гнался за Кисловым. Тот с испуганным лицом убегал, иногда бросаясь на пол, иногда на четвереньках, роняя стулья и сбивая рюкзаки.

      – Идиоты! – взвизгнула какая-то девочка.

      Но остановиться