Зачем учить математику. Иван Александрович Гобзев

пусто не бывает, как говорят наркобароны. Уберешь одного, придёт другой, ещё хлеще. Так и с математикой.

      Арсеньев, сидевший поблизости, закатил глаза и покачал головой:

      – Убийственная аналогия.

      В класс забежала Леночка Сафронова и защебетала испуганно:

      – Ребята, Ирина Александровна идёт!

      И в самом деле – в стихшем, поскольку только что прозвенел звонок на урок, коридоре раздавались мощные, равномерные удары в пол. Звук был такой, как будто к ним приближается Терминатор.

      – Что это? – испуганно прошептал Васильков.

      – Смерть твоя, – ответил Сергеев.

      Открылась дверь, и в класс зашла Ирина Александровна, с костылём и ногой в гипсе. В остальном она выглядела как обычно, только бледнее обычного. Тихонов расстроился. Он уже предвкушал игру в банки в парке, и вот, на тебе, полновесный урок математики, как незаслуженная пощёчина. Но были и такие, кто обрадовался, – девочки-отличницы вроде Ступаковой и Сафроновой.

      – Здравствуйте, ученики! – торжественно поздоровалась она.

      Грузно усевшись, Ирина Александровна прислонила костыль к своему столу и некоторое время отмечала присутствующих. Потом вдруг спросила:

      – Тихонов, ты домашнее задание сделал?

      Нет, конечно, не сделал! Зачем его было делать, если все думали, что она не придёт? Что он, дурак, что ли? Правда, он и в прошлый раз его не сделал, когда ещё никто не знал, что с ней приключилось, но это было тогда и к сегодняшней ситуации отношения не имело.

      – Да, сделал, – ответил Тихонов, прямо глядя ей в глаза.

      – Тетрадь покажешь?

      – Конечно, – ответил он, не двигаясь с места.

      Несколько секунд, которые показались Тихонову минутами, она пристально изучала его. Он в ответ смотрел на неё, чувствуя себя так, как будто сейчас взорвётся от напряжения. Да, испытание взглядом Ирины Александровны было не из лёгких! В нём читалась тяжесть десятилетий, потраченных на допросы мелких изворотливых лжецов.

      – Начинаем новую тему, – вдруг сказала она, отвернувшись.

      Чуть инфаркт не случился, – подумал Тихонов, держась за сердце.

      Гришина спросила с недоверием:

      – Ты правда его сделал?!

      – Да, конечно! А что? – обиделся он.

      Она отвернулась, сразу забыв о нём.

      О, Катенька! Твой аромат и без всяких духов самый прекрасный на свете! От тебя веет топлёным молоком, летним зноем лугов, уютным, сухим до скрипа домиком под сенью старой-престарой берёзы. В твоих глазах глубокая манящая синева, уходящая вдаль за горизонт, туда, где река, поля и небо соединяются вместе. Ты как мечта – совсем рядом и так далеко! Только прикоснуться бы к тебе и тогда всё сразу сбудется… Хотя бы локтём к твоему локтю – как бы случайно, во время письма в тетради.

      – Тихонов, не толкайся!

      А вот Стаханову Громова ничего такого не говорит, хотят тот позволяет себе намного больше. А может, именно поэтому?

      Лучше бы он не сидел рядом с ней, это не урок, а пытка…

      Ура!

      Звонок в конце урока математики – это как салют,