Adelante, Гончар, adelante. Сергей Авилов

этой захватывало дух. Тем более что старшие курсы твердили одно и то же: главное – сдать первую сессию.

      Гончаренко честно сидел за книгами. С горем пополам, а то и хуже, но научился ориентироваться в им же записанных лекциях, которых за полгода набралась полная тетрадь в сорок восемь листов. Ориентироваться – значило хоть что-то списать. Дальше этого дело не шло.

      Корнеев, без затруднений решавший примеры, тоже не мог связать теорию с практикой.

      Остальные что-то говорили про темный лес и отмахивались.

      Тем временем день приближался, а потом и вовсе – наступил.

      Только выйдя из аудитории, Глеб впервые по-настоящему похвалил сам себя. Оказалось, что знал он не меньше, а больше других. И четверка в его зачетке была совершенно законной.

      Глеб ликовал. Он дождался Корнеева, который тоже получил «четыре».

      – Слава, пойдем пива выпьем, – и добавил: – Я угощаю…

      А почти непьющий Корнеев вдруг согласился.

      Глеб чувствовал себя так, будто перед ним наконец-то открыли вожделенную дверь. И еще почти полгода можно не думать практически ни о чем.

      Они шли по коридору опустевшего к экзаменам института, и в длинные высокие окна било яркое, холодное солнце. Потом спустились в подвал, переделанный под гардероб. Одевшись, вышли на улицу.

      Негреющее солнце слепило и до рези в глазах отражалось от снега. Теплолюбивый Глеб натянул перчатки.

      Он молчал, боясь признаться даже Корнееву, что он чувствовал. Впервые ему казалось, что впереди его ждало огромное будущее! Пусть даже пока это будущее ограничивалось временем до следующей, уже не кажущейся такой смертоносной сессии.

      Свобода вдруг проявила себя во всем. В пронзительно-солнечном дне и чистом, холодном воздухе. В еще не вытоптанном, высоком снеге на обочинах. В предстоящих каникулах, наконец…

      – Теперь можно и в Эрмитаж, – предположил Глеб.

      – Пойдем! – обрадовался Корнеев.

      В рюмочной Глеб купил две кружки пива и вяленой рыбы.

      – Я остаюсь, – приподнял он кружку, когда приятели уселись в дальнем углу.

      – Я тоже, – не понял Корнеев.

      – В Питере, – пояснил Глеб и хлебнул из кружки.

      4

      На дворе стояла середина марта, а зима продолжалась. Даже зная об этом петербургском явлении, Глеб все равно был обескуражен. И вроде бы ему сейчас не было дела до своей родины, но холода заставляли не раз и не два вспоминать тамошний, весенний март. Здесь же март был еще одним зимним месяцем, отличием которого от других были, пожалуй, только необычно длинные, полноценные дни.

      После каникул Глеб с энтузиазмом принялся за учебу. Оказалось, что распланированного времени, уходящего на учебу, тратится раза в полтора меньше, чем раньше. Для того же, чтобы не нагонять программу, надо было просто от нее не отставать. Эти простые правила Глеб с удивлением постиг только спустя полгода занятий.

      В бытие, как известно, определяющем сознание, появились неожиданные плюсы. И первый