Лабиринт призраков. Карлос Руис Сафон

от подачи швартовых концов и грохота якорной цепи до скрипа и стенаний шпангоутов из-за напряжения корпуса, когда судно подтягивали к пристани. Но, кроме необычного оживления на палубе – беготни и возбужденных восклицаний, – до его ушей не доносилось никаких отголосков этой специфической деятельности. По неизвестной причине капитан приказал остановить корабль, не доплыв до пристани. И Фермин, крепко усвоивший за два года войны, что неожиданности обычно сопровождаются фатальными неприятностями, крепко сжал зубы и снова перекрестился.

      – Мадонна, миленькая, я отрекаюсь от злостного агностицизма и вредных теорий современной науки, – прошептал он в недрах ящика, напоминавшего гроб, который делил с устаревшим ружейным хламом.

      На его молитву немедленно последовал отклик. Фермин услышал, что к ним приблизилось другое судно, меньших размеров, и встало, вплотную притершись к борту. И тотчас по палубе, как пушечная канонада, загромыхали шаги под аккомпанемент встревоженных выкриков матросов. Фермин с трудом проглотил слюну. Корабль взяли на абордаж.

3

      «Тридцать лет в море, и самое худшее вечно происходит у берега», – подумал капитан Арраэс, наблюдая с мостика за людьми, забравшимися по трапу на палубу с левого борта. Они угрожающе поводили ружьями, оттесняя команду в сторону и расчищая дорогу своему начальнику. Арраэс был из породы настоящих морских волков, у кого кожа и волосы обожжены солнцем и пропитаны солью, а зоркие глаза словно подернуты влажной пеленой. В юности он верил, будто человек ступает на палубу корабля в поисках приключений, но с годами понял, что неожиданности, причем подлого свойства, часто подстерегают в порту. В море бояться было нечего. А на суше, особенно в последнее время, ему делалось тошно.

      – Бермехо, свяжитесь по радио и предупредите порт, что нас задержали и мы прибудем с опозданием.

      Бермехо, первый помощник капитана, стоявший рядом, побледнел, выказывая признаки нервозности, которая развилась у него в последние месяцы из-за бомбардировок и военных столкновений. Бедняге Бермехо, бывшему старшему боцману судна, ходившему в речные увеселительные круизы по Гвадалквивиру, в критических ситуациях не хватало стойкости.

      – Кто сказал, что нас задержали, капитан?

      Арраэс бросил взгляд на человека, только что поднявшегося на корабль. В черном плаще, к которому в комплекте прилагались перчатки и шляпа с полями, он, казалось, был единственным, кто не имел при себе оружия. Арраэс смотрел, как субъект обходит палубу. Повадки выдавали осторожность и хладнокровие, тщательно выверенные и возведенные в высшую степень. Глаза, спрятанные за темными стеклами очков, скользили по лицам матросов, при этом его собственная физиономия сохраняла непроницаемое выражение. Наконец он остановился посередине палубы, повернувшись к мостику, снял шляпу, изображая приветствие, и улыбнулся со змеиной вкрадчивостью.

      – Фумеро, – процедил сквозь зубы капитан.

      Бермехо съежился и будто стал меньше ростом,