На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

быть полезен?

      – Я, как и вы, – начал незнакомец, – отчасти близок к делам российской статистики…

      – Имеете труды?

      – Да. – Незнакомец внятно перечислил названия.

      – Простите, но я не знаю таких работ.

      – И не можете знать, ибо они изданы в эмиграции…

      Посетитель помолчал, словно проверяя, какое он произвел впечатление своим признанием. Но лицо столичного бюрократа было натренировано на спокойствии, и тогда незнакомец продолжил:

      – Узнав, князь, о вашем назначении в отдаленную губернию, я решил воспользоваться случаем, чтобы предложить вам свои услуги… Как статистик, конечно!

      В ответ холодно блеснули стекла пенсне.

      – Так. Но… э-э-э, не знаю, как зовут вас.

      – Кобзев, – назвал себя незнакомец, и князь Мышецкий почему-то сразу решил, что это не настоящая фамилия.

      – Хорошо. Где же вы служили в последнее время, господин Кобзев?

      За окном просветлело солнечно, Христос – в узлах и в рубище – смотрел из глубины, как живой человек, прислушиваясь.

      – Я был на поселении в Иркутской губернии, – ответил Кобзев. – Там же и служил по вопросам статистики кочевых народов.

      – Хм… А до ссылки?

      – Дело в том, князь, что до Иркутска я был сослан в Шенкурск, где также очень интересовался цифрами.

      – А именно?

      Загибая тряские синеватые пальцы, Кобзев перечислил:

      – Например, по выгонке дегтя, отхожим промыслам, санным извозам, дубильным веществам и прочее. Сергей Яковлевич был несколько растерян:

      – Скажите, господин… э-э-э Кобзев, почему вы обратились именно ко мне?

      Кобзева же подобный вопрос не смутил:

      – Видите ли, князь, я давно слежу за вашими статьями…

      – Ну и что? – обрадовался Мышецкий, как ребенок.

      – Нет, – осадил его Кобзев. – Я не согласен с ними. Вопросы, требующие социального разрешения, вы пытаетесь разложить на отдельные экономические задачи. Вы не вспахиваете, а лишь бороните почву… Но дело не в этом!

      – А в чем же тогда?

      Кобзев посмотрел на свои разбитые валенки, под которыми расквасился от талого снега ворс ковра, и закончил уверенно:

      – Мне понравился в ваших работах их общий тон – искренне-благожелательный к русскому народу. Вы желаете, князь, поступить хорошо, но не знаете, как это делается. Однако, независимо от этого, я заранее решил, что у вас доброе сердце и вы не оставите человека одинокого, никогда не имевшего своего угла…

      Мышецкий был растроган:

      – Конечно же! Я возьму вас в Уренск и найду посильную для вас должность. Хотя бы по казенной палате…

      Кобзев замотал тощенький шарф, надвинул треух:

      – Благодарю. Я, кажется, не ошибся в вас, князь!

      Сергей Яковлевич посмотрел на его тряские пальцы:

      – Извините, но вы… не пьете?

      – Нет, князь. Просто я очень мерзну.

      – Постойте! А где вы живете?

      Кобзев замялся. Мышецкий подумал: «День еще только начинается, и хорошо бы отметить