На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

инженер и архитектор Ползищев… поклонник Ренессанса в титулярном чине!

      – Весьма приятно, господин Ползищев.

      Глядя на него, Мышецкий вдруг вспомнил стихи Козьмы Пруткова: «Раз архитектор с птичницей спознался!» – и не мог сдержать нечаянной улыбки. Так и отошел, ничего не сказав, чтобы не прыснуть.

      – Тюремный инспектор Уренской губернии.

      «Ага, голубчик, попался».

      – Вон отсюда! – гаркнул Мышецкий. – Я не желаю видеть вас даже… Прокурор! Выставьте его самолично за двери. Вы также повинны в том безобразии, которое сообща развели в остроге. Под суд отдавать буду!

      В рядах чиновников кто-то прочел молитву: «Спаси, господи, люди твоея…»

      Следующая фигура – так себе, ничего особенного:

      – Советник казенной палаты – Такжин, Гаврило Эрастович.

      Заглянул в «брульон»: об этом господине ни дурного, ни хорошего. И тогда Мышецкий брякнул наугад:

      – Какие изобретены вами конкретные формы для пропитания голодающих в случае недорода?

      Полная растерянность – его даже не поняли:

      – Питание, ваше сиятельство?

      – Ну да. Питание…

      Он повернулся к другому чиновнику.

      – Потулов, – проскрипел тот. – Многосемейный…

      – Тоже по казенной палате? – спросил Сергей Яковлевич.

      – Смолоду терплю, ваше сиятельство.

      – Очень хорошо. Вот вы мне и отвечайте!

      – Питания… Ваше сиятельство, питания…

      – Я слышал, – солгал князь тут же, – что вы отстроили для голодающих отличную столовую?

      Даже в потемках было видно, что чиновнику стало худо: он посерел, как солдатское сукно.

      – Питания? – спросил он, и в воздухе вдруг сильно запахло.

      – Вы что? – заорал Мышецкий. – Сдержаться не можете? Извольте оставить присутствие.

      Повернулся к следующему:

      – Что вы машете руками? Кто вы такой, сударь?

      И тот вдруг выпалил скороговоркой:

      – Федор Арсакид, князь Аргутинский, князь Персии, Армении, Грузии, Всероссийской и Византийской империй, Храмский, Лорисский и Синаинский, князь Рюриковой крови!

      Без передышки, даже не запнулся, окаянный. Сергей Яковлевич снова извлек «брульон». Про этого господина было сказано, что он уроженец Уренска, куда был сослан его родитель за участие в великосветском бандитизме (знаменитая шайка князей и графов «Бубновый валет», ограбление ювелиров). Сам же он с явными признаками мании величия.

      – Выведите его! – распорядился Мышецкий. – Мне дураков не нужно. Дураков, да еще титулованных. Надо же так спятить.

      Заключал собрание этого зверинца здоровенный детина. Еще молодой. Без мундира, в сюртучишке, в смазных сапожищах. Из-под ворота его выглядывала косоворотка. В руке же он держал палку, обожженную на костре, и Мышецкий произнес язвительно:

      – С каких это пор чиновники представляются начальству, имея вместо шпаги дубину?

      Ответ был таков:

      – Я живу на окраине, ваше сиятельство. И мне шпагою от собак не отмахаться. Дубина-то – сподручнее.

      «Что он – издевается?»