На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

черт не шутит», – Мышецкий никогда еще не видел столько слез: они текли и текли, заливая прекрасное лицо.

      – Не надо плакать – сказал он, – не надо… Я еще не проверял отчетность своей кассы и потому могу предложить вам лишь… ну, это!

      Он выложил перед ней сто рублей:

      – Пока не могу помочь более…

      Конкордия Ивановна отгородилась от сторублевки ладонью, как при виде противного червяка:

      – Помилуйте, князь! Я приехала к вам на собственных лошадях, а вы даете мне эти жалкие… Нет, нет!

      – Извините, мадам. – Сергей Яковлевич самым спокойным образом спрятал деньги обратно. – Я об этом не подумал… Но я могу купить у вас фаэтон, и вы будете иметь верных три тысячи. Смерть от голода вам не грозит!

      Монахтина встала и направилась к дверям. Мышецкий долго беззвучно смеялся, закрывая глаза ладонью. Потом протиснулся в кабинет Огурцов и робко заметил:

      – Простите, ваше сиятельство, но вы напрасно так…

      – Как – так?

      – Ведь госпожа Монахтина не денег пришла просить: ей хотелось, чтобы вы обратили на нее благосклонное внимание!

      – Ну и что? – вспыхнул Мышецкий. – Я не желаю оказаться на положении моего предшественника, который… Сами знаете, чем это кончилось! Велите закладывать лошадей – я должен повидать его превосходительство.

      Огурцов в смущении потоптался возле порога.

      – Договаривайте, – разрешил ему Мышецкий.

      Многоопытный чиновник (заслуживший крест в петлицу и геморрой в поясницу) ответил так:

      – Не мое это дело, ваше сиятельство, но… Смотрите, как бы не обмишуриться!

      – Обмишуриться… в чем?

      – Да еще ни один губернатор не мог управлять Уренской губернией, не заручившись прежде «дружбой» с Конкордией Ивановной… Уж такие зубры из столиц наезживали, а только рога-то она им ломала! От этой женщины, как и от смерти, не скроешься…

      За стеною послышался шум, и появился городовой, прижимая к шишке на лбу пятачок: Борисяк не сдавался.

      – Я сам разберусь, – сказал Мышецкий.

      Санитарный инспектор стоял посреди зала на том же самом месте, на каком Мышецкий вчера его и оставил. Только ввалились глаза да посерело лицо упрямца. Стоял он, опираясь на палку, и сразу выкрикнул в сторону вице-губернатора:

      – Я сказал, что не уйду! Где же справедливость? Почему вы столь уверены в правильности своих решений? Я ведь, по правде говоря, даже ожидал вашего приезда. Вам не нравится грязь в Уренске – так я согласен, город загажен по самые крыши. Но только моя ли вина в этом?

      – Вы обмолвились, что ждали меня, – напомнил Мышецкий.

      – Да, – ответил Борисяк, – мне казалось, что приедет образованный человек, который поможет мне навести порядок в городе. И вот теперь, когда я полон желания разгребать этот навоз, вы вдруг вышвыриваете меня на улицу! А вы… Да как вам не стыдно, князь?

      «Собственно, – подумал Мышецкий, – на основании чего я изгоняю этого человека? Исключительно на основании дурацкой бумажки, подсунутой мне вчера Ениколоповым!..»

      И он спросил напрямик:

      –