На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

обратить внимание… За­служенный ветеран! Еще при Паскевиче, так сказать, пострадал за отечество. Покажи, Степаныч, покажи сиятельству, сколько ты крестов от царя заслужил!

      Старик поднялся с койки, уперся в костыли.

      – Зачем, – сказал он горько, – зачем кресты мои барину? У него, видать, и своих хватает!

      – А ты покажи, покажи, – канючил Сютаев. – Ну, достань свою шинельку из сундучка… Тебя его сиятельство, глядишь, и отблагодарит чем-нибудь!

      Он кинулся к сундучку, чтобы извлечь оттуда шинель с крестами, но старый ветеран прижал костылем крышку:

      – Вот заслужи свои кресты, тогда и показывай… Чего ты ко мне липнешь-то?

      Мышецкий раскрыл портсигар и протянул его инвалиду:

      – Берите, отец… Как вы живете здесь? Мягко ли спится? Вот я смотрю – костыли у вас уж больно старые. Проволочкой-то вы их сами перевязали?

      – Будут костыльки новые, будут, – не унимался Сютаев.

      Старик вдруг махнул на него:

      – Отойди ты от меня… гнида! В кои веки человек зашел поговорить со мною. Двадцать три года сиротствую здесь и впервой слово людское услышал…

      Закончив осмотр «призреваемых по ведомству императрицы Марии Федоровны», князь Мышецкий, почти уже от самого крыльца, вдруг резко повернул обратно – на кухню.

      – Стоп! – схитрил он. – А ну-ка, пройдем…

      Следом за ним вприпрыжку бежал Сютаев:

      – Ваше сиятельство, ваше… позволю заметить…

      Животом, не совсем вежливо, он пытался оттереть князя от дверей, откуда парило разварным духом пшенной каши.

      – Кухонька, – убеждал он, – так себе. А вот здесь, ваше сиятельство, прошу покорнейше… Музей у нас! Ничто выдающееся не пропало… Ложки резные, иконки, крестики…

      Но Мышецкий уже распахнул дверь и шагнул на кухню. Возле громадной печи, в которую были вмазаны котлы, возился повар с дерюжинкой на поясе. Сергей Яковлевич успел заметить, что повар растерян, но тут подскочил Сютаев:

      – А ты – мешай, мешай кашу-то… Ведь густа небось и подгореть может!

      – Ой, не провернуть… – крякнул повар.

      «Что они, – подумал Мышецкий, – за дурака меня, что ли, принимают?..»

      – А что у вас здесь варится?

      Сергей Яковлевич подошел к другому котлу и с грохотом отворил дощатую крышку. В пустом котле, свернувшись клубком, сидел на поджаренных пятках какой-то благородный старец. Сидел он там, и – ни гу-гу!

      – Это и есть ваш Митрофан? – сказал Мышецкий.

      Сютаев открыл рот, даже язык выпал. Со лба повара скатилась в кашу капля пота.

      Мышецкий снял пенсне и отчетливо произнес:

      – Сезам, отворись!

      Старик пробкой выскочил из котла и кинулся бежать, роняя из-под зипуна тяжелые свертки. Но его все-таки поймали и вернули обратно (вместе с куском сала фунтов на пять, головой сахара и чулочком с сечкой).

      – Кто вы, сударь? – спросил Сергей Яковлевич помягче.

      Старик взмолился:

      – Отпустите с миром… На што я вам?

      – Эй, – распорядился Мышецкий, – зовите сюда полицейского чиновника… Он сидит