На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

супружескому счастью.

      Двери заветного вагона распахнулись, Мышецкий в нетерпении подался вперед, снял цилиндр, приосанился, взмахнул тростью. «Ну, сейчас, сейчас!..»

      И вдруг – о ужас! – перед ним запрыгали котелки и тросточки близнецов фон Гувениусов, в глазах князя запестрело от мелькания их панталонов в мелкую клетку. Божий свет померк, и сразу все сделалось пустым и безразличным.

      Алиса издали тянула к нему руку с зонтиком.

      – Serge, Serge! – звала она.

      Сергей Яковлевич уже растерял приготовленные слова.

      – Наконец-то, – вот и все, что он смог сказать.

      Еще вчера он распорядился подогнать к вокзалу карету – свою, старенькую, но вместительную. Фон Гувениусы уже качались на мягких подушках, захлебываясь от восторга.

      Мышецкий тут же выставил их обратно:

      – А ну – брысь, судари! Здесь сядет кормилица…

      Они прыгали вокруг него, как восторженные лягушки:

      – А куда же нам? А как мы?

      – Куда вам? – переспросил Мышецкий надменно.

      В нем вдруг заговорил столбовой дворянин, идущий от князей черниговских, – униженная гордость встала на дыбы:

      – Для вас, молодые люди, уже приготовлены запятки!

      Он захлопнул дверцы перед их носом. Алиса не ощутила его холодности при встрече, и это было неприятно Сергею Яковлевичу тоже. Он отомстил ей тем, что только в карете соизволил взглянуть впервые на младенца.

      – Как часто вы даете ему грудь? – спросил он кормилицу.

      Та в ответ только потрясла головою, и Мышецкий с упреком повернулся к жене:

      – Разве же кормилица не знает по-русски?

      – Нет, Serge. Зато у нее чистый берлинский выговор.

      – Завтра же отправим обратно, – распорядился он. – Кормилица будет русская, имя сына – тоже русское, Афанасий!

      Жена попробовала что-то возразить, но он сухо закончил:

      – Дорогая, с меня достаточно и твоих кузенов…

      Они уже сворачивали на Первую роту Измайловского полка, и Сергей Яковлевич оглянулся назад: близнецы фон Гувениусы, обняв друг друга, придерживая рыжие котелки, тряслись следом за каретой в наемных дрожках.

      – Зачем ты привезла их сюда? – спросил он жену строго.

      – Молодые люди жаждут делать карьеру, – был ответ.

      – Боже, но кому они нужны здесь? – в отчаянии произнес Сергей Яковлевич.

      – Правда, – заметила Алиса, – они могли бы поехать и в Берлин, но…

      – Так почему же не поехали?

      – Но ведь Петербург ближе, – рассудила жена.

      Мышецкий зло рассмеялся.

      – Ах, только потому! Я и не знал, что они такие патриоты. Но, посуди сама, куда же я их дену? Петербург ломится от своих чиновников – образованных, знающих языки и дело!

      Алиса забрала из рук мужа цилиндр и положила в него свои перчатки.

      – Я понимаю, – ответила она спокойно, – в Петербурге им будет трудно устроиться на службу. Но ты должен за­брать их с собою.

      Мышецкий не отказал себе в удовольствии съязвить:

      – Да, милая, но Берлин-то гораздо ближе, чем Уренская губерния!

      Наконец-то