Валентин Фалин глазами жены и друзей. Нина Фалина

разбавляю водой, опускаю туда сережки. Мое внимание кто-то отвлекает, я ставлю стакан на стол. И надо же такому случиться: другая сотрудница, решив, что это ее стакан, выливает из него воду в раковину, а вместе с ней – подарок Валентина. Я успеваю схватить одну серьгу, другая уплывает от меня.

      В отчаянии звоню мужу:

      – Случилось несчастье!

      Узнав, в чем дело, он облегченно смеется.

      Потребовалось время, чтобы я поняла: нельзя его так пугать. Моя коллега, более сообразительная в такой момент, вызывает слесаря. Он готов помочь, но:

      – Сколько заплатите?

      – Сколько хотите!

      Держа в руке мое сокровище, безжалостно произносит:

      – Десять рублей (по тем временам существенно).

      Под возмущенные взгляды и знаки подруги я совершаю обмен.

      После этого визита Валентин пришел к нам снова, потом еще – и закрутилось-завертелось. Мама и дедушка вели себя с предельной деликатностью. Нередко мама помогала мне приготовить ужин на двоих, сама же уходила к сестре, что жила по соседству, предварительно накормив дедушку. А дедушка, обычно такой хлебосольный, отказался от приглашения своих гостей.

      Гостеприимство было у него в крови. В пору, когда все были живы, в его доме за обеденным столом почти каждодневно собиралась большая семья: он с женой, четверо детей и обязательно еще один-два человека. А ведь в доме не было не только горячей воды, но долгое время плиту заменяла керосинка!

      Мама с уважением и любовью вспоминает, как моя трудолюбивая бабушка, в детстве и юности не ведавшая особых забот, бесконечно готовила, стирала, гладила, штопала, а перед сном, далеко за полночь, обязательно читала. К сожалению, бабушка ушла из жизни в пятьдесят четыре года. Я помню скорее ее образ, чем конкретное живое лицо, но это одно из лучших воспоминаний моего детства.

      Вернемся, однако, в зиму 1980 года. Судьбе было угодно, чтобы каждый из нас, измерив своей мерой, разумеется, ее строптивость, понял, что жизнь без другого невозможна. Радостным было открытие схожести привязанностей, симпатий, взглядов.

      – Кого из композиторов ты больше любишь?

      – Бетховена, а ты?

      – Моцарта и Бетховена. А что у Бетховена?

      – Трудно сказать, быть может, «Эгмонта».

      – Возможно, а еще Девятую симфонию. А кто твой любимый художник?

      – Леонардо да Винчи.

      – А мне больше говорит Микеланджело.

      Тут я должна возблагодарить родителей: они привили мне тягу к искусству. Особенно много занимался со мной отец. Он дарил мне пластинки с записью классических опер, водил в музеи, рассказывал о художниках, а когда я подросла, читал вслух «Илиаду» и «Одиссею».

      Первым ярким впечатлением такого рода было посещение Ленинградского Эрмитажа. Похоже, я была еще слишком мала, потому что из огромного дворца, заполненного шедеврами, хорошо запомнила только мраморный Павильонный зал. Кто бывал в Эрмитаже, наверное, согласится со мной – это одно из лучших творений архитектора