Цифры нации. Николай Александрович Старинщиков

что старый друг лучше двух новых… И Дмитрий Олегович набрал очередной номер. На это раз он звонил в Ревком, надеясь услышать хотя бы голос дежурного.

      – Уважаемый абонент, – ответил женский голос в трубке, – вы попали в ревизионную комиссию по защите прав толерантности. Ваш голос записывается регистратором. Представьтесь, пожалуйста…

      – Начальник Симбирской милиции вас беспокоит, Татьяноха моя фамилия. А зовут меня Дмитрий Олегович. Нас недавно создали… В помощь полиции, так сказать, потому что у них проблемы…

      – Понятно, а мы здесь причем?

      На этот раз говорил мужской голос.

      – Я с кем говорю? – Татьяноха решил взять быка за рога.

      – Подполковник Виноградов моя фамилия…

      – А-а-а, Сан Саныч! Как раз мне вас надо. Дело в том, что меня ведь избили сегодня. На почве защиты прав толерантности…

      – Как ваша фамилия?

      – Э-э… понятно… Начальник милиции моя… Татьяноха Дмитрий Олегович. Избит начальником полиции – Римов его фамилия. Да вы знаете его… Он такой весь из себя, что прямо ужас какой-то.

      – Подробнее, пожалуйста, – попросил Виноградов.

      И Татьяноха, прыгая с пятого на десятое, стал рассказывать о том, как он в составе патрульной группы пытался задержать известного хакера Кошкина, которому было предписано сидеть дома позднее девятнадцати часов – он же под административным надзором находится как-никак. Однако этот проходимец не только нарушил режим, но даже припёрся домой с двумя неизвестными – мужиком бородатым и бабой лет двадцати.

      – И что с того?

      – Дело в том, что, по нашим сведениям, Кошкин работает над проектом.

      – Понятно, – сказал Виноградов и велел срочно прибыть в комиссию.

      – А мне бы Анатолия Ефремовича, – попросил Татьяноха.

      – Жердяй в отпуске, я за него пока что, – прозвучало из трубки, и Виноградов отключился.

      Татьяноха, сунув в кожаную папку административное дело на Кошкина Владимира Львовича, встал из-за стола, помолился в сторону угла, в котором у него висели часы с кукушкой. Потом сунулся к двери, и тут его прошило словно молнией:

      «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!…»

      – А чтоб тебя!

      Татьяноха плюнул в пол, снова перекрестился, оглядел кабинет и вышел в коридор.

      Добравшись на служебной машине на улицу Льва Толстого к зданию ЧК, – так называли в народе ревизионную комиссию по защите толерантности (сокращенно – Ревком), – Татьяноха вышел из машины и осмотрелся. Улица здесь была почему-то пустынна.

      На вахте его встретил прапорщик, но ему оказалось мало предъявленного удостоверения. Прапорщик сначала доложил кому-то по телефону и лишь после этого, получив разрешение, позволил Татьянохе пройти в вестибюль, а потом указал на приоткрытую дверь сбоку от входа.

      – Сюда, пожалуйста. К вам сейчас выйдут.

      Татьяноха вошел внутрь. Это оказалась продолговатая комната с единственным столом и окном, выходящим во двор с ухоженным газоном. Двор был огорожен глухим