Цифры нации. Николай Александрович Старинщиков

приняла душ, но уже накрыла на стол.

      – Забыла спросить, как твои успехи? Есть подвижки?

      – Опять ты за старое? Допустим, есть успехи. Но тебе-то какое дело?

      – Я просто спросила…

      Машка замерла среди комнаты.

      – Спросила она… Пишу помаленьку…

      – Писатель…

      – А ты у нас богиня любви.

      – Да, я богиня…

      Может, они так и зубатились бы, забыв об ужине. Но в кабинете громко запел телефон.

      – Кошкин слушает…– сказал Кошкин, оставаясь на месте. В голове у него теперь звучал голос матери, в то время как в кабинете телефон замолчал.

      – Гони трахинею, пока не поздно! – гудело в голове. – Избавься от железяки!

      – Она мне почти что жена…

      – А ты мой единственный сын, Володенька! У тебя не будет от нее детей!

      Кошкин молчал. Мать была абсолютно права.

      – Неужели тебе не понятно? – продолжала Софья Степановна. – У нее электронные мозги, а мне хочется внуков. Но если ты не можешь решить проблему, то я сама за тебя решу – вот увидишь! Налажу ее из квартиры…

      – Ты не можешь этого сделать! – опомнился сын. – Ты не имеешь права!

      Но мать стояла на своем:

      – Ты знаешь, к чему это приведет? Ты будешь старый, больной, ни на что не способный дед, к которому никто не придет… Потому что меня к тому времени не будет…

      – Пойду, прогуляюсь, – оборвал ее Кошкин. – Опять ты за старое…

      Он щелкнул зубами, и голос матери оборвался. Эти звонки – сущее наказание, причем в самый неподходящий момент. Кошкин подошел к шкафу и стал одеваться. Надел серые летние брюки, светло-зеленую рубаху и двинулся в прихожую, где у него была тумба для обуви.

      – Ужинать, – спохватилась Машка. – Ты же голоден, дорогой!

      – Обойдусь…

      – Действительно. Какой уж тут аппетит, – в тон ему согласилась Машка.

      Кошкин обулся, вышел из квартиры, затворил за собой дверь, а вскоре уже брёл косогором вдоль чугунного парапета. Потом он повернул в сторону площади Независимости, с трудом соображая, для чего туда идет. Группа быстрых моноциклистов обогнала его и ушла на перекрестке за угол дома. Возле супермаркета длинноногая, тонкая и гибкая женская фигура, затянутая в ослепительно белое трико, крутилась высоко в воздухе на трапециях. Она плавно взлетала вверх к концам стальных мачт, мягко и точно подтягивалась на трапеции, а потом, раскачав её, обрывалась вниз головой, успев ухватиться стопами за перекладину. Потом она снова всё повторяла, но только совсем по-иному, в нарастающем темпе. Она старалась вовсю, однако прохожие не обращали на нее внимания, потому что дама-андроид «висела» в этом месте давно и порядком всем надоела.

      А дальше, в загоне из обглоданных жердей, стоял в полудрёме здоровенный козёл со сплющенными рогами и длинной бородой. Через ограждение к козлу тянулся с микрофоном худой мужик в футболке.

      – Как вы относитесь к федеральному президенту? – спрашивал он у козла.

      Козел встряхивал головой, осовело водил глазами.

      – А