Цифры нации. Николай Александрович Старинщиков

с толстым дном и поставила на стол.

      – Извините, других не имеем, – сказала она и вновь с любопытством посмотрела в сторону Катеньки.

      Кошкин распечатал бутылку, разлил по стаканам.

      – За что же мы пьём? – Софья Степановна взяла стакан, посмотрела в глаза Федору Ильичу. – Пьем, значит, мы за знакомство… За то, что мы были, есть и, надеюсь, будем… За тебя, Федор Ильич! За тебя, Катенька! За то, чтобы больше никто не вставал у нас на пути…

      Она знала, о чем говорила. Господин Татьяноха и к ней как-то раз приставал. Вроде того, от кого у нее сын появился и всё такое прочее. «От того и появился, – сказала она тогда. – Остальное – не твое собачье дело…»

      Гости подняли стаканы. Звякнуло стекло. Крякнул Федор Ильич. Софья Степановна, выпив, покраснела, поставила стакан и побежала глазами по столу.

      – Самое лучшее – щи, – напомнил Федор Ильич. – Честное слово. Иначе так и будет щипать в желудке…

      Покончив со щами, а заодно и с бутылкой виски, они поднялись из-за стола. Федор Ильич бросился помогать Софье Степановне – убирать со стола, продолжая свою историю.

      – Так и остались мы с дочкой одни, – рассказывал он.

      Кошкин с Катенькой пришли на веранду – она была застекленной – и стояли тут, глядя сверху на пустынную улицу. Ветер трепал деревья, траву и кустарник, громадная река далеко внизу белела от бурунов. Катенька приоткрыла створку окна – отдаленный гул реки сливался с криком чаек.

      – Осторожней, – сказал Кошкин, – ты из тепла, тебя может продуть на сквозняке.

      – Это ничто по сравнению с вечным, – сказала Катенька и, откинувшись от окна, вдруг заговорила на немецком языке.

      Потом пояснила:

      – Райнер Мария Рилке. Осенний день… К сожалению, на немецком я запомнила только последний абзац. Она глубоко вздохнула и продолжила:

      Бездомным – дом уже не заводить.

      И кто ни с кем не подружился с лета,

      Слать будет долго письма без ответа

      И по листве разрозненной бродить

      Один под облаками без просвета…¹

      – Выходит, ты можешь переводить? – спросил Кошкин.

      – Не стихи. Я не поэтесса. Мне бы чего попроще. Латинский текст, например… Впрочем, кому это надо теперь – меня не берут на работу даже в какой-нибудь магазин. Повсюду одни андроиды… Кстати, чуть не забыла, как получилось, что Софья Степановна стучала в дверь, но ее не было видно?

      – Сам не пойму. – Владимир прикрыл створку окна. – Скорее всего, кто-то вмешался в программу домофона… Надо посмотреть, идем…

      Они ушли с веранды в кабинет. Кошкин подсел к монитору и принялся щелкать клавиатурой, бормоча про то, как трудно стало работать с азбучными ресурсами. Они существуют, но их вроде как нет.

      – Вот, пожалуйста! – оживился он. – Как же я мог это пропустить?

      Переживать было о чем: кто-то без разрешения забрался в компьютер и вывел из строя систему видеонаблюдения. Впрочем, его разработки оказались

1

Herbsttag

Rainer Maria Rilke (1875—1926) в переводе Вячеслава Куприянова.