Украденное лицо. Тара Изабелла Бертон

были сообщниками в борьбе против всего мира. Мы держались за руки, гуляли по Метрополитен-музею и говорили о том, как вместе убежим. Мы спланировали весь маршрут. Должно было состояться Большое путешествие – ну, ты понимаешь, – чтобы посетить все дивные места и посмотреть все красоты. Мы собирались в Вену поближе поглядеть на «Поцелуй» Климта во дворце «Бельведер», а потом на карнавал в Венецию. Когда мы наконец станем свободными.

      Луиза вспоминает Виргила Брайса на железнодорожном мосту.

      – В любом случае, – говорит Лавиния, – мы так никуда и не поехали.

      – А что произошло?

      – Не произошло ничего. Он просто стал скучным. Вот и все.

      – И когда?

      Лавиния фыркает:

      – Пару лет назад. В любом случае это не важно. Я же тебе говорила. Он скучный. У него теперь даже есть «Фейсбук». По крайней мере, кажется, еще есть. Я-то не знаю. Он меня забанил.

      Блики от снега сверкают у нее на щеках. Губы у нее красные.

      – Господи, я надеюсь, что он меня ненавидит, – внезапно произносит Лавиния.

      – Почему?

      – Это значит, что о тебе еще думают. – Лавиния выдыхает дым.

      Лавиния перегибается через забор.

      – А ты когда-нибудь влюблялась?

      Луизе приходится над этим подумать.

      – Не знаю. Может быть.

      – Не смеши меня. Когда ты знаешь, то знаешь.

      – В Нью-Йорк я приехала не одна, – отвечает Луиза. – Я была в него влюблена. Кажется.

      Луиза никогда не говорит о Виргиле Брайсе. Но опять же – никто и не спрашивает.

      – А он в тебя?

      – Да.

      – А где он сейчас?

      – Не знаю. Я его забанила.

      – Он разбил тебе сердце?

      – Не знаю. По-моему, я ему сердце разбила.

      Лавиния хлопает в ладоши.

      – Я так и знала! Так и знала! Ты прямо крохотная роковая женщина.

      – Вообще-то нет.

      – Такая вся тихая, неприступная и загадочная – Господи, я так и знала. Как только тебя увидела…

      – Да нет, точно – нет.

      – Я подумала… мужчина из-за такой вот женщины вскрыл бы себе вены.

      – Он не вскрыл, – произносит Луиза. – Но однажды грозился.

      Лавиния хватает Луизу за руку.

      На какую-то секунду Луизе кажется, что она слишком много наговорила, что она шокировала Лавинию, что она слишком разоткровенничалась, как это часто случается, отчего в комнате повисает молчание, все хотят сказать что-нибудь утешительное, и всем тебя становится жаль, и все тебя ненавидят.

      И тут Лавиния принимается хохотать.

      – Господи Боже, как же я тебя люблю.

      На глазах у нее слезы. Ее всю трясет. Она прямо-таки вцепляется в руку Луизы.

      Луиза не может сдержаться. Она тоже хохочет.

      Никогда не было так весело.

      Однако с Лавинией на этом мосту, который гораздо выше и ярче любого моста в Девоншире, все остальные кажутся чуточку менее реальными. Все о другой Луизе – Луизе с серовато-каштановыми волосами, с кривоватой улыбкой, немного полноватой,