Украденное лицо. Тара Изабелла Бертон

продолжает:

      – Значит, вы не писатель?

      Он фыркает:

      – О нет. Я принимаю куда более практичные карьерные решения.

      – Например?

      – Заканчиваю университет. – Улыбка его расцветает. – Классика.

      – Говорят, очень доходная нива.

      – О да. – Он освобождает ей место на скамеечке, представляющей собой просто ряд книг. – Там обширное поле. – Он раскуривает косяк и предлагает ей потянуть.

      – Не знаю, стоит ли, – произносит Луиза. – От травы у меня паранойя.

      – В смысле, как и от всего, верно?

      – Кроме работы в Сети. Однозначно.

      Луиза делает затяжку. И тут же заходится в кашле, брызжет слюной, а он вынимает из кармана блейзера носовой платок и протягивает ей.

      – Серьезно?

      Он начинает заикаться, самую малость, и Луиза понимает, что обидела его.

      – Я в смысле… спасибо. Извините. Простите, я нагрубила. Я просто…

      Он смеется:

      – Ну, понимаете, кто-то ведь должен поддерживать уровень.

      – Конечно. – Луиза не понимает, почему он так с ней доброжелателен. – Естественно.

      – Значит, вы тоже не писательница? – Он забирает у нее косяк.

      – Да. Нет. Возможно?

      – Больше не существует такого понятия, как писатель. – В комнату вваливается самый уродливый из всех виденных Луизой людей. – Вот что говорит Генри Апчерч.

      У него квадратное, обезьяноподобное лицо. Непропорционально большая челюсть, слишком туго обтянутая кожей. Бледность, болезненно отдающая в желтизну. Он низкорослый и немного толстоват.

      – Хэл, не надо…

      – Когда-то Америка была великой. Не теперь. Тогда. Тогда у нас были люди-литераторы. Тогда у нас были люди действия. Правда? Пустышка?

      – Извините, – говорит Луиза.

      – Господи, где вы учились? Вы вообще учились?

      – Хэл!

      – Я не придуриваюсь! Мне и вправду… интересно. – Он быстро перебирает книги. – Вот. Возьмите. Это вам образование.

      Он протягивает книгу. «Умирающая осень». Генри Апчерч.

      – Самое лучшее вступление в американской литературе. Литературный лев. И Великий Человек. Ты не думаешь, что он Великий Человек, Рекс? – Он произносит имя как «Рекш», но опять же – он сильно пьян. – Господи, Рекс, да взбодрись же. Ты просто жалок.

      – Я просто устал.

      Хэл с силой хлопает его по плечу.

      – Вам скучно с моим другом?

      – Нет.

      – А ему с вами скучно?

      – Нет! – вскакивает на ноги Рекс. – Нет… Все нормально, Хэл.

      – Да ладно. – Он поворачивается к ней. – Как вас зовут?

      – Луиза.

      – Хочу сделать вам приятное, юная Луиза. – Он сует ей в руки книгу. – Хочу ввести вас в мир великих, добрых и умерших, но все же живых белых людей, которых великое множество. Где, говорите, вы учились?

      – В Девоншире.

      – В Девоншире. Конечно. Вот, глядите. Это «фаберовское» издание. 1998-го года. К тридцатилетнему юбилею. – Он забирает у нее книгу. Открывает