Эрхегорд. Забытые руины. Евгений Рудашевский

не сгорело.

      – Пойдем отсюда, – прошептал Гром.

      Опять скрипнуло. В соседней комнате.

      Следопыт резко повернулся на месте. Толкнул дверь. Она не поддалась, только взвизгнула старыми петлями. Тогда Гром выбил ее плечом. Грохот упавшей на пол двери разорвал тишину дома. Теперь не было смысла таиться. Вбежали в комнату.

      Никого.

      И вновь – никаких следов. Долгие годы сюда никто не заглядывал.

      – Эй! – донеслось с первого этажа. – Что там?

      – Ищем твоего брата, представляешь?! – огрызнулся охотник и уже тише добавил: – Не нравится мне это.

      Подошел к ставням. Выломал их в два удара топором.

      – Так-то лучше.

      Комнату залил свет. Оживившись, Гром кинул в рот кубик клюта. В последние дни ему приходилось сдерживать себя. Пополнить запасы синюшки было негде.

      Оглядевшись, я понял, что мы стоим в небольшом обеденном зале. Прошел вдоль стола. Поднял одну из чашек. Вымазана в чем-то липком. Какая-то слизь с присохшей пылью и хлопьями штукатурки. Приблизился к камину. Заброшен, но пахнет дымом, будто горел недавно, не далее двух-трех дней.

      Все зеркала, как и трюмо на первом этаже, отражали нас изуродованными, измученными. Я старался в них не смотреть.

      Где-то справа вновь скрипнула половица. На этот раз Тенуин остался на месте. Миалинта с ожиданием посмотрела на него. Позже скрип повторился слева, из другой комнаты. Затем – над нами, на третьем этаже: протяжный, тонкий, оборвавшийся легким металлическим звоном.

      – Может, пойдем? – Громбакх расхаживал вдоль стола. – Нет тут никого.

      – А скрипы? – спросил я.

      – Нет и скрипов.

      – Это как?

      – А вот так! Благодаря одному умнику нас накачали ядом. И от него, знаешь, у меня второй день в подмышках зудит. Зад чешется и ухо свербит. Понял? И повязка на руке такого цвета, будто ею весь отряд подтирался. Неудивительно, что нам слышится всякое. Подожди, и не такое услышим. Или увидим.

      – У меня зад не чешется, – усмехнулся я.

      – Ну и гордись этим! Так и напиши на своем гербе и ходи по всем трактирам хвастай.

      – Я это к тому, что нужно чаще мыться и менять повязки.

      – Ты на что намекаешь? – Громбакх сплюнул густую синюшную слюну и, прищурившись, стал угрожающе ко мне приближаться.

      – Постой.

      – Что, трухня поджалась? – Охотник игриво крутил топор.

      – Да постой ты.

      – Как болтать, так язык до пола, а тут портки обмочил?

      – Тихо!

      Громбакх наконец понял, что я не шучу.

      – Прислушайся к своим шагам.

      – Ну точно… Зад у него не чешется, зато мозги потекли…

      – Слушай! Пройдись еще раз и слушай.

      – Сделай, – кивнул Тенуин.

      – Начинается… – Охотник поморщился.

      Скривившись, начал вышагивать вдоль стола. А потом замер. Понял. Сделал еще несколько шагов, но уже без кривляний, внимательно слушая.

      Доски под грондами охотника скрипели как-то странно. С небольшим запозданием. Между его шагом и скрипом половиц был краткий промежуток. К тому же