Голоса на обочине (сборник). Александр Малиновский

нам подпустили – людоедку! И молодых, и не очень – всех под одну гребёнку косит…

      Он достал из кармана куртки ополовиненную бутылку водки.

      Из другого кармана – стакан. С маху налил полстакана. Протянул мне.

      – Давай за дружка нашего!

      Я закрутил головой:

      – Иван, я ж за рулём!

      Он молча вылил остальное из бутылки в стакан. Без слов выпил. Дёрнувшись, проговорил, глядя перед собой в одну точку на столе:

      – И за Лёшу, и за всё, что все мы потеряли. Он замолчал, и я молчал. Всё было сказано.

      Его опять повело.

      – Столько огурцов, Иван! Закуси. Нельзя так.

      Он глянул на меня чужим, отстранённым взглядом:

      – Забери их! Все забери! Без денег. У меня мешок большой есть. Опротивели они мне!..

      – С тебя ж твои спросят, – неловко пошутил я, – где, скажут, выручка?

      – Я их ненавижу, огурцы эти! И себя вместе с ними. Я себя пупырышком чувствую никчёмным на этой… голой заднице нашего незаконнорожденного капитализма. Увидел тебя – стыдно стало.

      – Иван, – непонятно зачем спросил я. – А ты знаешь, кем оказался любимец нашего Алексея, Жан Марэ?

      – Кем?

      – Ну писали же…

      – А, а, – неопределённо мотнул рукой Иван. – Может, это враньё всё…

      Он попытался пододвинуть большую эмалированную кастрюлю с огурцами к краю стола. Не рассчитал. Кастрюля скользнула и рухнула вниз. Отборные, один к одному, огурцы, упруго отскакивая друг от друга, полетели в придорожную пыль.

      Я было нагнулся за огурцами. Он остановил:

      – Зачем из пыли? Завтра приедешь с хорошей сумкой, наберём прямо в теплице.

      Выйдя из-за стола, он начал давить непослушными ногами кучу огурцов. С остервенением.

      – Я их видеть не могу!

      Лицо его исказила брезгливая гримаса.

      Торгующие соленьями девицы смотрели на это действо, как на бесплатный спектакль. Не каждый день такое бывает!..

      – Вот набрался мужик! С самого утра! – прозвучало над моим ухом.

      Я оглянулся. За моей спиной стоял крепкий парень лет тридцати, розовощёкий такой, с толстой золотой цепью на шее.

      – Говорят, пенсионеры мрут от голода. Пенсии им не хватает.

      А этот молоток! Нашёл свою жилу! Его товар – его право!

      Слова были сказаны громко.

      – Не сговорились в цене? Чем за бесценок, лучше так! Закон капиталистов – держать цену, иначе останешься без прибыли.

      Зря он это говорил, не подумавши…

      Голос Ивана прозвучал твёрдо:

      – Чего ты лопочешь? Откуда только вы берётесь такие мордастые?..

      Он подобрал увесистую кастрюлю с земли и, откинув правую руку вместе с кастрюлей, как это делают при метании связки гранат под гусеницы вражеского танка, собранно пошёл на парня.

      – Иду на реванш! – прозвучало в воздухе. – За Алёшку, за всё остальное…

      Мне едва удалось схватить Ивана за руку со злосчастной тарой и оттеснить в сторону.

      Схватки поколений не произошло.

*