Голоса на обочине (сборник). Александр Малиновский

весной, ещё по льду через Самарку, а веников и нет.

      Куча золы вместо них.

      Кому же это так они мешали? Неужто не видно: труд какой?

      И не может быть, чтоб ребятишки похулиганили. Нету их, ребятишек, теперь в лесу. В селе-то нет.

      Жалковали мы с Митей сильно.

      А тут Клавдия, старшая сестра Петянихи, говорит мне:

      – Есть у меня особая молитвочка. Дам тебе её. Читай на ночь месяц, каждый день. Виновник и объявится.

      – А как он объявится? – удивляюсь.

      – Сама увидишь, – отвечает.

      Чудно вроде. А послушалась я.

      Начала читать каждый день молитву эту. Интересно. Больше месяца прошло. Я и верить перестала. И читаю уж через раз, когда спохвачусь только.

      И тут случилось!

      Явился ни с того ни с чего дальний, седьмая вода на киселе, родственник Мити – сын Коли Комулятора – Степан. Они одногодки с моим.

      Я во дворе была. Митя возился в мастерской своей. Как стоял посредине двора, так и сказал, разведя руками, Степан-то:

      – Ты того, Настя, прости меня.

      – Чего это, – спрашиваю, – вдруг?

      Невдомёк мне было, о чём он.

      – Чего-чего? Уж догадалась, чай, давно! – громко так вскричал. Его будто изнутри закорёжило.

      – Стёпа, скажи, зачем пришёл-то? – спрашиваю. А сама думаю: перепил, что ли, вчера? Сто лет у нас не был.

      – Я это, того… – бормочет втихую. А потом как брякнет на весь двор: – Ну, я! Я поджёг эти ваши веники! Будь они прокляты! От зависти всё! Сорвался…

      – А, батюшки! – я и рот распахнула. Обомлела. Онемела. – Как жеть, свой же? Родственники…

      – Замучился я с собой. Прости!

      Митя мой слышал всё из мастерской-то. Вышел он. В руки ему черенок от лопаты попался. Как хлобыстнёт, эдак как-то быстро черенком по голове Степана. Тот и брыкнулся на землю. Сам не ожидал Митя такого от себя. Стоим оба растерянные.

      И началось тут.

      То да сё…

      У Степана сотрясение мозга, да какое-то особенное. Лежит в больнице в райцентре.

      А мово Митю под суд было отдавать хотели. Но Степан бумагу подписал, что прощает его. Опять же – родственник, Степан-то. Учли и это.

      Степан лечится. А Митя запил. Я истерзалась вся. Никогда такого не было. Напасть словно какая. Хужей нет пьющего в доме. Один лежит в больнице, а другой пьёт напропалую.

      А тут из города один мужик привёз водку. Дёшево быстренько с машины продал. И уехал. Не из того спирта водка оказалась. Четверо померли. Мой Митя первый.

      Всё порушилось у меня без Мити. Слов нет. И хотя дочь уж взрослая, замужем, а жизнь моя никакой стала.

      Бесповоротно всё пропало.

      Мужа похоронила, а Степан – вон он, живёхонький. Возненавидела я его. Всё моё поломал он.

      …Через год, как у Степана жена умерла, пришёл он ко мне свататься. Вот что удумал!

      Я, говорит, всю жизнь тебя люблю. Просто Минька опередил меня после армии. А тут я оказался свидетелем при вашей росписи. Куда мне деваться? Тогда первый раз не выдержал.

      Я и вспомнила, как он напился на свадьбе нашей. В дым!

      А