«И вот вам результат…». Владимир Васильевич Перцов

похожие на старых гнутых морских коньков. Сашик включил Машинку. Затем выключил. После паузы все зашевелились и молча направились к выходу, по-прежнему страшно похожие на морских коньков, всё так же гнутых, но внезапно обретших разум.

      Расходились тихо, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

      Папа ушёл со всеми, осторожно прикрыв за собой дверь.

      5

      Естественно, вокруг Сашиковой квартиры образовались смутные слухи. Вследствие этого Татьяна Викторовна заперла пивной киоск, пришла к жениху, строго сказала: «Показывай, что тут намудрил!» Пока она по-женски неуклюже осматривала Машинку, Сашик докладывал ей в широкую спину детали; сообщил про экспертов, приврав, что эксперты в общем одобрили, высказав замечания по мелочам. «Одобрили, – передразнила его невеста. – Пьянчуги!» Она восьмым женским чувством понимала, что Машинка эта вредная, что с её появлением привычный мир изменится и понесётся по кочкам. И лично ей станет плохо. Поэтому она технически неумело обзывала Машинку железной дрянью, легко отметая робкие Сашиковы возражения. В конце сказала, что приведёт настоящего эксперта, «раз ты меня не любишь». При этом она гневно хлопнула парадной дверью.

      И привела в среду немолодую женщину неразборчивого пола с синяком на лбу. Уважительно называя приведённую Леонидовной. Леонидовна была женщина-легенда. Она тоже торговала пивом. Она торговала пивом на городской площади из жёлтой бочки на резиновом ходу и была как бы садгуру Татьяны Викторовны. По периметру площади располагались два небольших предприятия, парикмахерская, БУТ, эстрадно-цирковой техникум. Студенты техникума устраивали у бочки ежедневные маёвки, уважительно пропуская вперёд членов педагогического совета. Они с работягами и бутовцами облепливали бочку, словно хлопотливые пчёлки ёмкость с нектаром; топтались, жужжали, выпадали из гущи с полными бокалами, садились тут же на казахские корточки, вдумчиво беседовали; употребив, возвращались к бочке. Тогда из гущи слышались возгласы: «Куда без очереди, дядя?!» Это был как бы пароль с ответом: «Чего я без очереди, мне повторить!» Время от времени, перекрывая общий зуд, слышался сильный голос Леонидовны: «Эй, потребители, гоните пустые бокалы взад!» Короче, среди привычного мирового хаоса была некоторая гармония с центром в виде жёлтой полуцистерны, во главе с Леонидовной, строгой, ой, строгой! Но – справедливой! Всё здесь было правильно и хорошо; глядя на бочку, хотелось трудиться и продолжать жить.

      Правда, время от времени гармония нарушалась, жизнь в недоумении замирала. Это случалось, когда по какой-то причине пиво не подвозили. Тогда мироздание давало ощутительную трещину, народ красноречиво безмолвствовал, холостая бочка стояла как бы с горько поднятыми бровями. В эту тяжкую годину народной скорби Леонидовна не ругалась, не бегала, не стучала, не звонила, – она вешала на бочку замок, говорила «я счас!» и шла в райком партии в чём была – в своём бывшем белом халате. Она вваливалась в высокий кабинет мимо переполоханной секретарши