Не к ночи будь помянута. Надежда Валентиновна Гусева

Спасибо.

      – Погоди. Ещё вокзал. Разнорабочие, в основном моют вагоны. Но там всё больше маргиналки – работа копеечная, грязная. Есть там одна… вроде похожа, но пьёт как сапожник. С твоей такое бывает?

      Да чёрт её знает, коньяк-то попросила.

      – Не знаю, проверить надо.

      – Проверишь. Они обычно там же в отцепленном вагоне и спят. Последнее – стройка на Светлой.

      Опять стройка! Я скоро прорабом стану.

      – Один не езди, понял! С Тимуром или Серёгой.

      – Или с тобой.

      – Я серьёзно. Охрана и собаки. Не вляпывайся.

      И как они всё это узнают? Удивительные люди.

      – Ладно-ладно. Когда?

      – Хоть сейчас. А то торчат оба у меня.

      – Так они с тобой?

      За кадром послышалось Серёгино ржание, и Кира отключилась.

      Девочка-швея оказалась маленькой робкой таджичкой с чёрными как уголь глазами. Не на шутку напуганная интересом незнакомых парней к своей заурядной персоне, она стояла на пороге двери, переминаясь с ноги на ногу и обхватив грудь руками крест-накрест.

      Я только вздохнул. Опять облом.

      – Извините, это не она, – подытожил Серёга.

      Полная женщина в цветастом халате, которая привела девушку, пожала плечами, выражая полное равнодушие, втолкнула её обратно в дверь, зевнула, вошла сама и заперлась изнутри.

      В отцепленном вагончике царило веселье. Из глубины доносились женские голоса и смех. Пахло сигаретами и долго нестиранной одеждой. Нам открыла румяная окоселая бабёнка в дебильной майке с диснеевской Русалочкой и в тренировочных штанах. Она жутко нам обрадовалась.

      – О! Мальчики… А к кому это, а? Светк, смотри-ка, какие пришли!

      – Давай сюда, пусть проходят! – послышался из вагона нетрезвый голос.

      Серёга ткнул меня локтем. Я вытащил фотографию.

      – Вам знакома эта девушка?

      Женщина, пригляделась, прищурившись, не теряя на лице широкой красной улыбки.

      – А чё? – спросила она, с вызовом поглядев на нас.

      – А ничё! Сбежала из психушки, ищут по всему городу. Трёх баб зарезала насмерть, четвёртую сейчас спасают, наверно, не выживет.

      – Чё, правда что ли? А чё это она?

      – Парень бросил, ушёл к другой. Вот крыша и съехала. Сказали, у вас обосновалась.

      Тётка постояла, раздумывая, а потом вдруг крикнула в глубину:

      – Светк! Где эта, которая в кожанке ходит?

      – Спит, бухая.

      – Пошли, ребятки.

      И мы полезли по вагону, утопая в миазмах и раздвигая развешенное в проходах сырое бельё. Вытащу отсюда эту сикушку и сдам в полицию. А я ещё, дурак, ночей не спал, народ баламутил. Женщина довела нас до середины вагона и показала на нижнюю полку боковушки. Ада спала лицом к стене. Из одежды на ней были одни чёрные капроновые колготки. Под головой лежала кожаная куртка. Отчётливо пахло перегаром. Вот ведь дрянь! Мне стало стыдно перед Серёгой. Я брезгливо потрепал её по плечу. Потом, не видя результата, потряс энергичнее.

      – Ммм, –