Кровь на бумагах. Наперегонки. Михаил Дунаев

сказали вслух….

      Макс громко треснул себя по лбу. Лютцен продолжал, мрачный, как туча:

      – Моё пожелание вас не устраивает. Своих погон я не стыжусь, но Великую войну постоянно пытаюсь забыть. И это не то, что я могу желать своему внуку. И сын мой, слава Богу, не убивал. Ваше пожелание не устраивает меня.

      – А я так надеялся стать крестным отцом вашего внука, – неловко попытался иронизировать Рихтер. Промолчав с секунду, он начал распоряжаться, как ни в чём не бывало:

      – Ну, теперь господа, за работу. Курт – за бумагой. Нужно очень много бумаги. А мы с вами попробуем перестроить наш план. Видите ли, в чём дело… я подам документы в трибунал на Брандта, и он улетит к чертям. Вы станете главой оперативного отдела армии. Я – командующим. Новых лиц не прибавится, я сошлю с ним всю его команду. Вообразите себе коллапс командования в рамках армии. Это грозит поражением.

      – А вы претендуете на спасение армии от поражения.

      – В отличие от Брандта. Поймите, мы доверили исполнять мой план не тому человеку. Я знаю, что нужно сделать, с минимальными потерями. Вы увидели, что делает Брандт. Дивизию – к чёртовой матери. Вот что, граф. Мы пойдём наверх.

      – Я и там буду держать вас за хлястик.

      Снова вошёл адъютант, с кипой бумаг. Он бросил бумаги на стул в углу и начал разливать кофе. Макс же излагал соображения:

      – Первое. Предлагаю реорганизовать эту армию. Вместо трёх корпусов – два, а мобильные силы – в отдельную оперативную группу. Надеюсь, вы понимаете замысел…

      – Хорошая идея, если найдёте столько генералов в стране…

      – Бросьте. Есть у меня один генерал-полковник на примете, вот-вот командования армией лишится. А второго пусть пришлют из главного кадрового управления. Так мы сгладим кризис, завязанный на отставке Брандта. Наши силы станут самостоятельнее и в стратегическом плане тоже. Курт, вы зафиксировали?

      ***

      Тем временем Штрахвица везли в Старый город на кабриолете. Охрана не могла понять – как же выполнить странный приказ Рихтера. Не спрашивать же, в самом-то деле, у местных, где тут публичный дом. Во время войны за такое и побить могут, невзирая на погоны.

      – А может его в «Де Вилль» сдадим? Не публичный дом, но отель, – спросил ефрейтор из военной полиции у своего коллеги.

      – Сдадим, а потом? Сколько нам его тут стеречь? До победы?

      – Одно слово – мыслитель! Изобрёл кару… верно я говорю, господин полковник? – обратился тот к Штрахвицу.

      Иоганн ухмыльнулся, но промолчал.

      – Ещё бы! По холодку катают, подбирая ему развлечение по приказу генерала. Всех бы так наказывали. И если не секрет, господин полковник, за что вас так?

      – За спасение Лейпцига. Макс был жутко недоволен, топал на меня ножками. Он же всё думает, как войну по науке просрать.

      Охрана загоготала, даже водитель, что был в стороне от всего, не удержал руля. Кабриолет дёрнуло. Штрахвиц окрикнул водителя.

      – Ну ты! Машину держи, а то