Дети войны. Влада Медведникова

что удержать было трудно, – и вместе с ним поднялась наверх.

      В очаге горел огонь, искры рассыпались по каменной кладке. Тень от чугунной решетки падала на пол, теплые отблески качались на стенах. Только теперь я заметила, что скамьи покрыты шкурами, на столе стоят деревянные чашки. До ближайшего города отсюда было, наверное, несколько дней пути, и королевская дорога проходила в стороне. Жителей таких деревень в Эджале называли дикарями.

      – Ты знаешь, что с этим делать? – спросил Мельтиар.

      Его шаги теперь были тихими, – он разулся, ступал босиком. Я взглянула на его следы на пыльном полу и улыбнулась.

      – Это же капуста, – сказала я. – Ее можно вообще не готовить.

      – Но порезать нужно, – возразил Мельтиар. – Она всегда была кусочками.

      Я не выдержала, засмеялась. Он дотронулся до моего плеча, проходя мимо, – прикосновение горячее и яркое, вспышка веселья. Ему было легко сейчас, он ни о чем не думал, – и поэтому я не могла перестать смеяться.

      Мельтиар вернулся с широким ножом и доской, иссеченной сотнями ударов. Сел за стол, подкатил к себе кочан и разрубил пополам.

      Все еще улыбаясь, я опустилась на скамью напротив, провела руками по шкуре. Серый мех был пушистым и мягким, пальцы тонули в нем. Я сидела и смотрела, как взлетает и опускается нож, как капуста разлетается по доске и столу.

      – Ты вообще умеешь готовить? – спросил Мельтиар.

      – Лапшу, – ответила я. Он поймал мой взгляд, и я добавила: – Готовую, могу сварить.

      В Эджале у меня был свой дом, а значит мне нужно было покупать еду. В лавке напротив продавалась лапша – хрустящие полоски теста в холщовых мешочках. Хозяйка часто ругала меня за то, что я не делаю лапшу сама. «Сварить и мужчина может», – так она говорила. Ее лавка сгорела в первые часы войны, как и вся наша улица.

      – А ты умеешь готовить? – спросила я у Мельтиара.

      Не переставая рубить капусту, он усмехнулся, покачал головой.

      – Конечно, нет. Даже посуду никогда не мыл.

      Я снова рассмеялась, и мысль Мельтиара ворвалась в мою душу, вспыхнула черными и алыми искрами веселья:

      Не веришь?

      – Верю, конечно, верю!

      Мельтиар воткнул нож в доску, посмотрел на меня. В его глазах уже не было смеха, взгляд стал внимательным и долгим.

      – Почему ты всегда отвечаешь мне вслух? – спросил он. – Я недостоин?

      Я успела подумать, что он шутит, – но он потянулся через стол, поймал мою руку.

      Он был серьезен, он хотел знать.

      – У меня не получится, – сказала я. – Я только с Тарси могла мысленно говорить. И то теперь…

      Мельтиар прервал меня.

      – Получится. – Его взгляд был темным, а слова звучали так решительно, что я поняла – бесполезно возражать. – Ты мой предвестник. Когда я говорю – ты меня слышишь. А значит, можешь ответить. Пробуй. Скажи мне что-нибудь.

      Он крепче сжал мою ладонь. Я чувствовала биение его пульса, его силу и уверенность, – он знал, без тени сомнения, что