Номах. Искры большого пожара. Игорь Малышев

внутренним взором умирающего мелькнули портреты жены и дочери, сбежавших от войны в Ростов. Но мелькнули быстро, словно невзначай.

      И в ту же секунду душа Алёши Николаева со всеми её тайнами и влечениями покинула тело сорокапятилетнего полковника.

      Вислоусый номаховец воткнул штык в землю, очищая его тем самым от крови и обозначая конец сегодняшнего кровопролития.

      Щусь и Вика

      – Федос, ты что творишь? – крикнул Каретников вслед Щусю, ведущему своего жеребца по коридору дворца князей Остроградских.

      Железо подков стучало о вековой дубовый паркет, оставляя вмятины. Конь хромал, припадая на обе правые ноги.

      – Ранили тебя, суки? Ранили? Ничего, скоро поправишься. Как новый будешь, – приговаривал Щусь, вводя жеребца в комнату с обшитыми тёмным деревом стенами, высокими потолками и камином, похожим на вход в тоннель.

      – Ложись, Братка.

      Он заставил коня улечься на раскинувшийся возле камина большой мягкий ковёр. Развёл огонь, пламя осветило лоснящийся, дьявольски-чёрный бок коня, сплошь покрытый ранами и засохшими кровавыми потёками.

      От камина пошло тепло, заставив колыхаться шторы на окнах и паутинки на потолке.

      Щусь сел перед жеребцом на колени, обнял его большую голову.

      – Что, больно, Братка? Ты потерпи, потерпи.

      Дверь открылась и вошла стройная девушка лет двадцати трёх, с длинной светлой косой и глубокими зелёными глазами. То была Вика Воля, командир женской разведроты, и с недавних пор подруга Феодсия. В руке её качалось ведро с ртутно отблёскивающей в полумраке водой.

      – К огню поближе поставь. Пусть греется, – велел Щусь.

      Вика выполнила приказание, села рядом с Федосом.

      Тот долго смотрел на неё в отблесках пламени. Протянул руку, она нырнула скулой ему в ладонь. Щусь погладил пальцем тёплую щёку.

      – Какая ты… – восхищённо сказал.

      Девушка улыбнулась.

      – Моя… – сказал Федос, впитывая гладкость девичьей кожи.

      – Твоя, твоя…

      Она потёрлась щекой о шершавую ладонь, замерла, глядя исподлобья тягучим медовым взглядом.

      Громкое фырканье жеребца вывело их из неподвижности.

      – Помоги Братку отмыть. Граната сегодня неподалёку разорвалась, ему весь бок осколками посекло. Железки-то ветеринар повытащил, но крови, вишь, много натекло.

      – А ты? Ты как? – с тревогой спросила Вика. – Не задело?

      – Не, хоть бы что. Каблук на сапоге в клочья, вот и все потери.

      Они принялись медленно и осторожно отмывать бок коня от засохшей, набежавшей из десятка ран, крови. Жеребец вздрагивал, когда их прикосновения приходились слишком близко к ранам, не раз пытался встать, но Щусь, то криком, то лаской заставлял его лежать.

      Когда вода в ведре перестала отличаться от крови, они принялись смазывать раны мазью, которую Федос раздобыл в лазарете.

      – Ну-ну, Братка. Я знаю, больно. Потерпи, – увещевал Федос, водя пальцем по тёмному конскому мясу.

      Вика