Суета. Хо-хо, ха-ха. Заря Ляп

неопределенно пожимает плечом Виктор и, опустив руку на сумку, с нажимом, удовлетворением погладив ее, спрашивает: – А как Дед о выборе узнал? Или вспомнил?

      – От людей. Когда-то каким-то людям открывалась правда о мироздании.

      – Вот как? И что – Силой они облекались?

      – Дед не упомянул Силу. Сказал, что, получив знание, иссушались они и телом, и разумом.

      Виктор досадливо морщится:

      – А что еще сказал?

      Тамара вздыхает:

      – О другом молчать велено. Мать выпытывай.

      Виктор снова морщится, откидывается к стенке повозки, молчит некоторое время, потом говорит:

      – Я везу Деду рассказ. Признание.

      – В чем? – тут же живо интересуется Тамара.

      Виктор смотрит на нее строго, изучающе:

      – Расскажу и тебе. Да сейчас, в уюте, и расскажу… Это тянется за мной из детства. Забывается, вспоминается. Желается. Отторгается. Более всего отторгается… Время у нас есть?

      – Есть. Я долго шла.

      – Ну, тогда…

      8. Ибо вырастает лишь то, что прорастает

      …Помнишь зиму, когда стали вы болтать о чарах? Ты и Лукьян. Помнишь? Тогда-то это все и случилось… Ты в эту историю не замешалась, потому что уж очень слаженно и тайно мы тогда себя повели, не желая шеи подставлять под твое «руководство». Хотелось самим с задачей разобраться… Так вот, в ту зиму, в Кабинете, недалеко от дверей, за чертой, прислонившись к стеллажу, стояла плита. Ничем, разве что высотой, на первый взгляд не примечательная. По ней только символы шли. Сжатыми строками по центру. Никаких картинок – ни птиц, ни змей, ни цветов, ни людей со звериными головами, ни мерзких уродцев – на ней не было. Лишь символы. Мы все время мимо нее шмыгали, когда к Деду бегали, и ничем она наше внимание не цепляла. А вот Степан… Степан заметил, что к вечеру начинала-таки в письме фигура проявляться. И совсем не рисунком, а неясностью: туманом, белым туманом человека с крыльями…

      Почему-то именно меня Степка с находкой своей ознакомил – и… все! Попался я! Накатило на меня ХОЧУ. Должен, просто должен был рассмотреть я невнятность ту… К Деду, сама понимаешь, за помощью обращаться не стал: все нам можно, да вот то, что за чертой, – не знать нам и не замечать. И потому уверен был: спрошу – и плита исчезнет, уберет ее Дед подальше от глаз моих. Поэтому решил сам с тайной разобраться. И для этого нужна была мне ночь. Всего-то! Понимаешь, вбил себе в голову, что если днем на фигуру и намека нет, а к вечеру она проявляется, то может же такое быть, что ночью она ЯСНО видна? По-моему получалось, что такое вполне возможно, и неважно мне было, что неотлучно ночь вокруг Дома стояла – в окно взгляни – и вот она, – нет, нужна была правильная, по часам правильная, ночь…

      И вот, Степка, я и Лешка, который, болтовню нашу о ночной вылазке уловив, просто намертво за нами увязался, дождались полуночи и пошли в Кабинет.

      Помню холодок под босыми ногами и как он мне лаской казался, ведь знал я, ЧТО там, за стенами, зима творит – каким холодом там все дышит!.. Никаких предчувствий