Суета. Хо-хо, ха-ха. Заря Ляп

существование чар и их власти над нами, выискивая помощь себе, посвятил я всех братьев в интерес мой. Ведь до того знали о плите только я и Степан. Даже увязавшемуся за нами Лешке что-то наврали мы тогда. Как ни странно, к камню и фигуре особого интереса ни у кого не возникло, а вот чары, подтвержденные Дедом, заинтересовали Гришку и Лешку: захотели они пробраться в Кабинет и ВЫЙТИ из него чарам назло. Проверить решили волю свою. Степан же и Лукьян в Кабинет идти отказались. Степан меня тогда удивил: не понимал я, как мог он от тайны, от постижения ее с такой легкостью отказаться? С Лукьяном же все понятно было: если чары ему неприятны, то зачем ему к ним?

      Решили мы так. Набираем веревок по кладовым и переплетаем их в три упряжи – для Гришки, Лешки и меня. Надев упряжи, закрепив их, сцепившись локтями в одно целое, входим в Кабинет. За нами хвосты веревочные тянутся, концы их Лукьян держит. Он к дверям не подходит, чтобы чары не одолели, – сидит у колонны напротив Кабинета и считает до пятидесяти. Досчитает – и, если мы сами к тому времени не появимся, тащит нас из комнаты, колонну для упора используя. Степан остается в спальне, в кровать не ложится от соблазна сна подальше, стоит посередине комнаты и восемь глав из его любимой книги о пиратах Жарды вслух читает. Эти главы определяли отрезок времени, в который полагалось нам уложиться, а чтение именно вслух и стоя должно было удержать братца от нечаянного сна, потому что, не вернись мы к нему до девятой главы, полагалось Степке Деда будить и о помощи просить. Нас вызволять… Конечно, дали возможность Лукьяну потаскать нас по полу – в бельевой порезвились, от тебя подальше… Должны были в Кабинет зайти, к плите подойти, всмотреться и выйти. И все. Все обсуждения, все «видел – не видел», «казалось – не казалось» планировалось провести позже, поднявшись наверх к Степке… Да, вроде бы все продумали. Ну, по нашему пониманию… Только что веревки против волшебства: разве ими волшебство переиграешь? Наивны, наивны были. И… Степан. Он урок нам задумал. Незаслуженный… Ну а теперь к главному, к тому, что Деду должен рассказать… Упряжи мы накинули. За руки взялись. К дверям подтянулись. Настежь их распахнули…

      Сразу оказался я у стола. Один. Ни Гришки, ни Лешки, ни веревок. Передо мной поверхность Дедовского стола, за ней кресло и стена. В комнате довольно светло. Стою, выжидаю, по сторонам не смотрю: уже знаю, что за мной наблюдают, – что-то рассматривает меня со спины. Жду шороха нападения, думаю, на стол ли разворотом прыгать или под стол нырять? Жду. Мысли о братьях как-то отошли, а о камне помню. И вдруг…

      Я в столичном нашем доме, на площадке второго этажа, у лестницы, о чем-то задумавшийся. Мать подплывает, в щеку целует, улыбается:

      – Витюня, а что ты стоишь? Поспешай за мной. Все уже в экипаже! К морю, к морю едем! Погода-то!

      И, поцеловав меня еще раз, спешит она вниз и исчезает. В свете дня за распахнутыми дверями.

      И почти готов я по лестнице за ней, к свету лететь. Да… Стоп. Зачем мне столько света? Зачем мне свет? Мне ночь, ночь