Проснись в Никогда. Мариша Пессл

белье остается белоснежным, а цветное сохраняет яркость».

      В дверь позвонили.

      Никто не сдвинулся с места.

      Через несколько секунд в комнате появился Хранитель с сочувственным, даже слегка отеческим выражением на лице. Теперь в его облике сквозило что-то неуловимо пугающее: тот же костюм, тот же галстук. Меня затошнило.

      – Этот день будет самым трудным, – пояснил он. – Второе пробуждение переживается тяжелее всего.

      – Скажите нам, что делать, – подала голос Марта.

      – Я уже говорил. Проголосуйте.

      «Проголосуйте». Как будто речь шла о том, чтобы свернуть налево, а не направо.

      Уитли, видимо, заметила Хранителя через окно: раздвижные стеклянные двери разъехались, и она выросла на пороге, тяжело дыша, буравя старика взглядом, омываемая струями дождя. Ни дать ни взять сцена грозы из старого фильма. Прежде чем кто-нибудь успел вмешаться, она подскочила к столику, схватила китайскую вазу и запустила в голову старика.

      Хранитель рухнул на пол как подкошенный. Кэннон бросился к Уитли, но та грубо отпихнула его и, схватив Хранителя за галстук, поволокла в кресло. Затем она принялась метаться по кухне, открывая шкафчики и выкидывая на пол кастрюли, ложки и поварешки.

      – Цикл насилия – это всего лишь бессмысленное отрицание реальности, – сказал Хранитель, держась за голову.

      Уитли уже стояла перед ним с мотком кулинарного шпагата. Безжалостно связав ему запястья, она взмахом четырнадцатидюймового разделочного ножа перерезала шпагат, едва не задев при этом челюсть старика. Потом, сжав зубы, она нагнулась и проделала то же самое с его лодыжками. Хранитель не сопротивлялся и не протестовал – лишь молча смотрел на нее с таким выражением, словно все происходящее крайне забавляло его. Так отец смотрит на четырехлетнего сына, пытающегося закопать его в песок на пляже.

      Уитли подтащила табуретку и уселась перед стариком, откинув со лба волосы:

      – Давай выкладывай.

      – Что именно? – уточнил Хранитель.

      Она отвесила ему смачную оплеуху.

      – Уитли! – одернул ее Кэннон.

      – Говори, кто все это устроил и как нам выбраться!

      Хранитель прикрыл глаза:

      – Я же сказал. Проголосовать. А насчет того, кто это все устроил… Есть бесконечное множество вариантов. Вселенная, Бог, Абсолют, Всевышний, Сущий, Адонай, Ахурамазда…

      Последовала новая оплеуха.

      – Уитли… – прошептал Киплинг. – Думаешь, это хорошая идея – устраивать бедняге такую тарантиновщину?

      – Никакой он не бедняга. Он играет с нами.

      Очередной удар. Хранитель продолжал невозмутимо восседать в кресле. Из его носа струилась кровь. Я заплакала, но даже не попыталась остановить Уитли. Никто не попытался. Мы все пребывали в каком-то оцепенении, и у каждого в голове наверняка скреблась мыслишка – как ни ужасно в этом признаваться, – что если хорошенько отделать Хранителя, возможно, мы вытащим из него хоть какую-то информацию, то, что положит конец