Бремя мира. Том I. Владислав Фирсов

знает, что именно дух воспримет, как угрозу." Мысленно повторяя эти слова, как молитву он продвигался вперед, всем своим видом пытаясь продемонстрировать собственную безмятежность (от которой, откровенно говоря, был максимально далек), и периодически посматривал на звезды, чтобы убедиться в том, что все еще не сбился с западного направления, которого он планировал придерживаться еще некоторое время.

      За те четыре часа, прошедшие с тех пор, как Рикхард оставил позади место своего первого привала, они ни разу не остановились, потому что ему крайне не хотелось раздражать лес своим присутствием дольше, чем это было необходимо. Однако, изматывать Мула тоже не представлялось слишком уж хорошей идеей, поэтому, когда луна перекочевала на западную сторону небосвода, юноша остановил Мула и слез, потом снял один из мешков со спины животного и пошел рядом с ним, давая животному отдохнуть от поклажи. К наступлению полуночи, Рикхарду начало казаться, что он уже привык к тому, что на него смотрят ото всюду, в какой-то момент, он даже несколько расслабился.

      И, именно в этот момент сын Хофорта услышал глубокий вздох справа от себя. Резко обернувшись, он увидел, как кора огромной ели вздымается и опускается, в такт звукам дыхания. Рикхард изумленно замер, не в силах пошевелить ни одной частью своего тела, беспомощно глядя, как дышит стоящее перед ним дерево. Видимо, сообразив, что человек обратил на нее внимание, ель дышать прекратила, на мгновение приняв облик обыкновенного дерева и, вдруг, открыла глаза. Юноша не был уверен, что это и впрямь были глаза, потому что нигде и никогда прежде ему таких видеть не доводилось. Их было много, и все они походили на небольшие светящиеся минералы.

      Рикхард в ужасе отшатнулся назад, задев локтем куст шиповника, находившийся в тот момент у него за спиной. Куст издал какое-то сердитое шипение, встрепенулся и, словно гигантский паук, пополз в сторону, не переставая издавать невнятные шипящие звуки. Наконец, самообладание пятнадцатилетнего юноши дало слабину. Он закричал. Так сильно, что горло почти сразу начало болеть, словно он попытался проглотить горсть битого стекла. Однако, кричал он не долго, потому что ему закрыли рот чем-то очень холодным. Рефлекторно попытавшись сдернуть это что-то со своего лица, молодой путник понял, что на него налепили какой-то лист. В растерянности он лишь неуместно подумал о том, что листьев в зимнем лесу не должно быть в принципе.

      – Тише, – он не мог видеть, кто это сказал, так как хозяин этого низкого, явно не принадлежащего человеку, голоса находился у него за спиной, – не шуми. Говори.

      Рикхард глубоко вдохнул носом, который не был закрыт листом, и, взяв себя в руки, медленно кивнул. Лист мгновенно отлип ото рта, и юноша развернулся. Его взору предстал клен, который был куда крупнее той ели, что так напугала его минуту назад.

      – Вы… Вы, ведь, духи, да? – неуверенно спросил он.

      – Да, – согласился клен и вновь требовательно произнес, – говори.

      Юноша не знал, что именно хочет услышать грозный дух, так что решил,