Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник). Татьяна Шипошина

возможность, пока мы живы, самим понять, кто есть кто.

      И что есть что.

      Где взлёт, где падение.

      Где падение явное, а где – скрытое.

      Но кто из нас положа руку на сердце скажет, что использовал в этой жизни все данные ему от рождения возможности?

      Никто, конечно, никто.

      Дай нам Бог использовать хотя бы половину!

      31

      «Ленка… первая любовь, – думал Дмитрий Ильич. – Конечно, я был влюблён. Но по-детски, как мальчишка. И Горшков тоже был влюблён в неё, в эту Ленку. Как я сейчас понимаю, ничего особенного в ней не было. Так себе… девчонка как девчонка, каких тысячи. Она со мной целовалась, потом с ним. А потом опять со мной. А мы-то с Горшком как соперничали! Как два барана бодались! Дрались даже! – Дмитрий Ильич откинулся на спинку сиденья. – И всё-таки Ленка осталась с Горшком, это правда. А я и сам уже не хотел с ней гулять. Или хотел? Хотел, хотел… да… но вот так, как Горшок… через столько лет… всё продать, чтобы купить ей лекарства… нет! Да он всегда был чуть-чуть с приветом, этот Горшок! А если бы она мне позвонила? Что бы я сделал? А ничего! Посочувствовал бы… по телефону… Нет, может, я бы поискал хороших врачей… Хотя какие тут врачи помогут…»

      Дмитрий Ильич почувствовал что-то такое… что-то кольнуло его прямо в сердце. То ли жалость к своей первой любви, то ли обида, что предпочли не его, а товарища… и, как выясняется, не ошиблась.

      В общем, что-то такое вроде обиды… ущемлённого самолюбия… а может, даже и что-то вроде совести… вроде боли…

      Даже чувство превосходства над опустившимся бомжом не могло пересилить этой боли. Дмитрий Ильич потер рукой левую сторону груди.

      «Ерунда всё это, – подумал он через мгновение. – Какая ерунда!»

      А сердце из-под руки стучало ему: «Не-е-рунда, не-ерунда, не-е-рунда…»

      «Наваждение!» – подумал Дмитрий Ильич.

      – Еду-то… будем делить? – спросил Саша.

      – И воды дайте больному, – продолжала настаивать Наталья Сергеевна.

      – Он не больной, а дурной, – возразила Галя, жена Сергея.

      – Какой бы ни был. Он страдает.

      – Мы все здесь не на пляже лежим. И неизвестно, долго ли нам здесь находиться. Вот для него пусть и будет та вода, сколько он хочет! – Дмитрий Ильич ещё не полностью освободился от своего наваждения и вступил в разговор, отчасти чтобы отвлечься от внутреннего смятения.

      – Какая – «та»?

      – Та, что по стенке течёт, в тоннеле.

      – Подождите, ещё нам всем придётся её пить.

      – Я не стану её пить.

      – Не дай Бог нам всем её пить. Давайте тогда по общему согласию. Кто за то, чтобы больному выделить лишнюю кружку воды? Ведь он умереть может. Прямо тут, на лавке. Люди мы или нет?

      – Помирать-то никому неохота. Он первый, а мы все – за ним.

      – Тогда и беременным по лишней кружке, – предложил Павел.

      – А кто беременный?

      – Надя…

      – И я беременная! – Света показала на свой живот и выпятила его. – Скажи, Макс!

      – Угу… – подтвердил Макс.

      «Ну даёт! Быстро сориентировалась», –