Ермак. Том II. Евгений Александрович Федоров

переведали мы много, не отрекемся от своего. Пойдем в заветную землю, может там жаркое счастье для русского человека схоронено! – Голос казака звучал душевно, и чуялось, что идет его слово от сердца. Манит его думка о Лукоморье, не дает покоя.

      В избе стало душно, по бородатым лицам катился обильный пот. Хотелось долго слушать о Лукоморье, но давно угасло сказочное сияние и установилась глубокая тьма. С легким шорохом за стенами падал густой снег.

      Казаки разошлись по землянкам, и каждый унес свою заветную думку.

      Хантазей, лежа на палатях, вспоминал Алгу:

      – Вот поплосу батыря и выкуп за нее дам. Заживу с бабой! – Здоровый сон смежил ему глаза, а он все еще улыбался – чудилась ему крепкая, проворная Алга с ожерельем из волчьих зубов.

      5

      Ермак сидел у оконца, затянутого рыбьим пузырем, и услышал шепоток.

      Сразу он узнал голосок Мулдышки. Слова текли слюнявые, клейкие:

      – Незачем брести нам в Лукоморье, коли оно тут рядом. Бегал в пауль, у вогуличей рухляди – завались: соболь к соболю. А бабы, ух, и грязнущие! А ядреные, не ущипнешь!

      Двое других покашливали, молчали. Под ногами заскрипел снег, и все сразу стихло.

      «О чем думает Песья Морда! – покачал головой Ермак. – Но кто же с ним уговаривался?»

      Ермак пытался догадаться, но так и не нашел, на ком остановиться.

      С утра серое небо стало ниже, задул пронзительный сиверко, началась пурга. Три дня выла, бесновалась метель, глухо шумела тайга. С треском валились старые лесины. К заплоту казачьего зимовника пришел поднятый незадачливым охотником медведь, закинул лапы и заревел. Дозорный казак Охменя долбанул зверя обухом по башке и сразу уложил его.

      Три дня не было Хантазея – ушел в тайгу и не вернулся. Горевал Ермак: не погиб ли добрый охотник?

      На четвертый день улеглась пурга, засинели снега, и неподвижно стояли вековые кедры Кокуй-городка. Ермак вышел на вал и от яркого снежного сияния жмурил глаза. И все же заметил он – по реке спешит охотник к зимовью.

      – Хантазей! – обрадовался атаман.

      Вогул шел тяжелым шагом. Не дойдя до тына, он упал.

      – Эй, друг, что с тобой? – Ермак сбежал с тына, заглянул в лицо вогулича и весь закипел: – Да кто тебя так окровянил?

      – Сибко казаки вогулич пограбили… Ох, какое горе! Алга, Алга моя! – горестно покачал головой Хантазей.

      – Кто душегубы, сказывай, я им глотки перерву! Иуды! – Атаман скрипнул зубами.

      Хантазей сомкнул глаза, ослабел. Дозорный ударил в колокол, со всего зимовья сбежались казаки. Вогула отнесли в избу, омыли. Он открыл глаза.

      – Сказывай, кто? – настойчиво потребовал Ермак. – Судить будем за измену лыцарству.

      – Сбегли, – прошептал Хантазей. – Они и тебя хотели убить, батырь. Пурга помешала… Дорога сбилась…

      – По сотням скликать, кто сбег! – приказал Ермак.

      – Ужо прознали, – отозвался Иванко Кольцо. – Песья Морда всему коновод, Яшка Тухлый – в Жигулях пристал, и трех донских дуроломов сманили.

      – Догнать!

      К вечеру