Путилин и Петербургский Джек-потрошитель. Роман Добрый

с какой-то особой жадностью хватала вещь.

      – Две канарейки, миленький…

      – Обалдел, знать, старый мерин? – злобно сверкал глазами продающий. – За такую вещь – и две канарейки?

      – Как хочешь, – апатично отвечал скопец.

      Я не спускал глаз с лица моего друга. Я видел, что он словно кого-то высматривает.

      Вдруг еле заметная усмешка тронула концы его губ.

      Я проследил за его взором и увидел высокого парня в кожаной куртке и барашковой шапке.

      «Где я видел этого молодчика? Что-то знакомое…» – мелькает у меня в голове.

      – А вы чего же стоите, миленькие? – вдруг повернулся к нам отвратительный старик-скопец. – Имеете что обменять на фальшивые государственные деньги, ибо настоящие-то фабрикуете только вы?

      На нас сразу обратили внимание.

      Не скажу, чтобы я почувствовал себя особенно приятно. Я знал, что, если заметят наш грим, нам несдобровать или в лучшем случае придется выдержать жаркую схватку.

      – Ну, ты, сударь-батюшка, Христос из Кипарисового сада, нас не учи, какие у нас деньги. У нас-то деньги кровью достаются, не то что у тебя, обкорналого жеребца!

      Глазки скопца засверкали бешенством, но зато эта фраза имела решительный успех среди «отверженных».

      – Ловко его! Молодчага! Так его, старого пса!..

      Путилин швырнул на дно бочки серебряные часы.

      – Не возьму! – резко взвизгнул скопец.

      – А… а ежели в таком случае сумочку твою да на шарапа я пущу? Ась?

      – О-го-го-го! – загрохотал подвал «Хрустального дворца».

      Трясущимися от злобы руками старик схватил часы и швырнул Путилину пять рублей.

      Это была огромная цифра, попросту говоря – взятка. Старый негодяй испугался угрозы переодетого сыщика и хотел его задобрить.

      Когда мы выходили из страшного подвала, около дверей стоял парень в кожаной куртке. Он о чем-то тихо шептался с чернобородым золоторотцем.

      – Так, стало, сегодня придешь туда?

      – Приду…

      – Упомни: «Расста…»

      В эту секунду он заметил нас и сразу смолк. На девятый день, после довольно обширной прогулки, навестив чуть не двенадцать больных, я, усталый, сидел перед горящим камином. Мысль о моем друге Путилине неотступно преследовала меня. Я думал об этом таинственном отрезании одиннадцати голов. Все трупы вместе с полицейским врачом исследовал и я. Меня поразила одна особенность: все одиннадцать людей были обезглавлены одним способом: сначала нож втыкался острием в сонную артерию, а затем сильным и ловким движением производился дьявольский «кружный пояс», благодаря которому голова отделялась от туловища.

      Утомленный этими страшными бессонными ночами и дневной практикой, я, согретый огоньком камина, задремал. Это был не сон, а так, какое-то кошмарное забытье. Рисовались голые трупы, кровь, отрезанные головы.

      Громкий звонок вывел меня из состояния этого полубреда, полукошмара. Я вздрогнул и вскочил с кресла. Передо мной стоял мой лакей.

      – Что такое?

      – Так