Фельдмаршал в бубенцах. Книга третья. Нина Ягольницер

секунд она молча смотрела на Паолину, а потом жестко отрезала:

      – Да, случилось. Пеппо больше нет.

      Монашка слегка отшатнулась, недоуменно моргнув:

      – Что? – чуть беспомощно переспросила она. А Росанна ощутила, как губы искривляются в уродливой гримасе плача:

      – Это я виновата, я ведь уже знала, что за ядовитая змея может прятаться под рясой. Но я все равно поверила вам. Дура…

      Паолина, только что растерянно смотревшая на лавочницу, вдруг с нажимом отрубила:

      – Что вы несете?

      Росанна вскинула брови:

      – Ого, сегодня вы не так трогательно-подавлены… Вам еще не рассказали? В таком случае я вовремя, вы сможете по праву гордиться своей изворотливостью, – ядовито протянула она, но тут же осеклась, сглатывая и пытаясь сдержать вновь подступившие слезы:

      – Не думайте, я не сваливаю всю вину на вас, – глухо проговорила она, – это я виновата. Ведь это я указала вам, где найти Пеппо. Хотя должна была сообразить, что он сам не скрывал бы этого от вас, доверяй он вам.

      Паолина вдруг залилась землистой бледностью и рявкнула:

      – Хватит кривляться! Что случилось, говорите наконец!

      А Росанна со свистом втянула воздух:

      – Тебе не сказали… – почти прошептала она, – как удобно… Вроде как и ни при чем. Но я это сейчас исправлю. Через несколько дней после твоего… хм… визита за Пеппо явился секретарь Инквизиции. Прямо в тратторию. И с тех пор Пеппо больше не видели. Я несколько дней ждала вестей. А вчера приходил слуга из «Шлема и гарды». Сказал, что больше ждать не надо… Вот я и пришла, подумала, тебе занятно будет. А заодно и в глаза тебе поглядеть. Наградили хоть? – это должно было звучать с издевкой, но голос Росанны сорвался, и она замерла, только губы подергивались на бледном лице.

      Несколько секунд стояла клейкая тишина. А потом Паолина неожиданно мягко проговорила, будто обращаясь к человеку, стоящему на краю крыши:

      – Не надо так. Не бери грех на душу. Я ведь тебе не соперница. Я здесь навсегда. Только ты-то договоришь – и прочь уйдешь, а мне же с этим здесь оставаться.

      Росанна вздрогнула и неловко отерла ладонью слезы:

      – Грех… О грехе она мне толкует, – она осеклась и добавила с агрессивной неуверенностью, – ты что плетешь, блаженная?

      Паолина же медленно покачала головой:

      – Все ты поняла. Только Росанна… не с той ты толкаться пришла. Меня в послушницы готовят, а не в невесты. Я уже и смирению почти научилась… – она вдруг оставила мягкий тон, каким обычно говорила с пациентами, и заговорила стремительным речитативом, – я ведь на твоем пути не стою! Я даже молиться о вас стану! А Пеппо… он чуткий, он поймет тебя, услышит! Просто скажи сейчас, что ты это со зла наговорила, от ревности! И уходи с миром, слова в спину дурного не услышишь!

      Лавочница молча растерянно смотрела на монахиню. Потом подняла руку и зачем-то покусала кончики