Фельдмаршал в бубенцах. Книга третья. Нина Ягольницер

смятыми «s» и несуразными «t» он услышит голос живого Пеппо, его предостережения, его идеи, его насмешки, уже бессмысленные и ненужные. А хуже всего будет вдруг узнать, что Годелот мог не допустить случившегося. Куда-то не опоздать, чем-то не пренебречь, о чем-то догадаться раньше.

      Арестант зло сплюнул и резко разодрал печать. Нечего разводить девичьи драмы… И если прямо сейчас он узнает, что Пеппо открыто просил его о помощи прямо в день смерти – значит, с этим ему теперь и жить. Годелот развернул письмо и подошел к светлому снопу лучей, лившихся в окошко под потолком. Несколько минут спустя он смял листок в разом взмокшей ладони. Огляделся, проводя ладонью по лбу и векам, будто ожидая увидеть что-то иное, кроме замшелых стен карцера. Снова лихорадочно развернул письмо и прочел заново. Но в нем ничего не изменилось. Оно по-прежнему гласило:

      «Мессер Мак-Рорк!

      Пишу вам по поручению вашего соратника из Падуи. Он кланяется вам и просит прощения, что служебные неурядицы не позволяют ему написать вам лично. Сам же он велел вам передать, что недавно попал в неприятную историю и был ранен. Однако от немочей уже оправился и премного тревожится о вас. Ему также пришлось сменить место жительства, прежнее невозможно вздорожало. Теперь он квартирует на противоположном берегу реки в деревушке Серая Цапля, что близ монастыря Святого Павла. Он по-прежнему судится за наследство и весьма надеется на успех. О себе велит не беспокоиться. Ему покровительствует некий богатый господин хотя и неясно, с чего вдруг такая честь. Ответ оставьте в «Хромом Мельнике». Храни вас Господь!

      Преданный вам Гверино».

      Глава 6. Ожоги болотных огоньков

      В дверь кабинета постучали, и мать Доротея нехотя подняла глаза от попорченного сыростью документа, который переводила.

      – Прошу, – отозвалась она, и в кабинет заглянула сестра Нилда. Ее узкое лисье лицо отражало смесь возмущения и растерянности:

      – Матушка настоятельница, – скороговоркой прострекотала она, – тут к вам визитерша рвется. Никакого вежества не знает, сколько б я ни увещевала. А такая с виду приличная девица…

      – Рвется – значит, есть нужда, – оборвала тираду монахини мать Доротея, – зови.

      Аббатисса отложила документ, внутренне испытывая легкую досаду: ей не сразу удалось сосредоточиться на работе и прерываться не хотелось. Но мать Доротея знала, как много непоправимых нелепостей может наворотить человек, которого отказались выслушать, и подчас даже ночью принимала посетителей, среди которых попадались и самые неприглядные личности.

      Однако на сей раз за сестрой Нилдой в кабинет вошла хорошо одетая девушка.

      – Доброго дня, – поклонилась девица, и мать Доротея коснулась ладонью ее головы, покрытой опрятным белым чепцом.

      – Ты свободна, сестра, иди с Богом, – кивнула монахиня Нилде, а сама внимательно посмотрела в лицо визитерше. Глаза девицы были красны, а губы сжаты в непреклонную линию. Когда за сестрой