Фельдмаршал в бубенцах. Книга третья. Нина Ягольницер

приезда в город она никогда не покидала госпиталь.

      Росанна не ответила, только сжала губы так, что они побелели, а слезы уже неприкрыто заструились по щекам. Настоятельница же невольно протянула руку и провела пальцами по бледному лицу девушки:

      – Джузеппе? – тихо спросила монахиня. Она почему-то не сомневалась в этой догадке и сейчас ждала взрыва отчаяния. Но девица вдруг резко вскинула руки и утерла слезы:

      – Прошу вас, матушка. Позвольте мне увидеть Паолину, – глухо отрезала она.

      Мать Доротея умолкла, отводя глаза к распятию. Отчего-то умиротворенный лик Христа всегда помогал ей отбросить лишние сомнения и посмотреть на любой вопрос ясно и непредвзято.

      И сейчас монахиня ощутила, что, переложив заботу о прислужнице на сестру Юлиану, она успела упустить немалый период времени… Какая она сейчас, эта вечно заплаканная бледная девушка со слишком крупными для худого лица глазами? Мать Доротея укрыла ее от опасности, грозящей ей извне, но как насчет тех демонов, которые Паолина непрестанно носила в себе? Совладала ли она с ними?

      И вдруг настоятельница поняла нечто новое, о чем не задумывалась раньше… Паолина была дорога Джузеппе – об этом мать Доротея знала. Но кем был сам Джузеппе для Паолины? В сущности, настоятельница так и не позаботилась узнать это, уверенная, что намного важнее оградить опозоренную девушку от мирских тревог. Тогда это было правильным, но сейчас? Если Паолина узнает о смерти Джузеппе, чем станет для нее эта новость? Скорбным известием или ударом, от которого она будет оправляться годами?

      Мать Доротея смотрела Спасителю в глаза, настойчиво ища в себе ответ. Она была добра… Но она годами занималась лекарской наукой, а потому давно знала, что доброта подчас плохой советчик. Не желая причинить человеку боль, можно отказаться ампутировать гниющую руку или вскрыть нарыв. Но пройдет немного времени, и недужный умрет в страшных муках, а доброта обернется преступлением. Раны Паолины заживут. А оставленная без присмотра душевная хворь съест ее заживо. Значит, нужно лечить…

      Монахиня посмотрела на Росанну, все также молча ожидавшую решения.

      – Я позволю тебе увидеть Паолину, – промолвила она.

      ***

      Госпиталь был большим, старинным и гулким. Крутые лестницы были чисто выметены, узкие стрельчатые окна пропускали яркий солнечный свет, но Росанне все равно было жутко. Отчего-то казалось, что застарелая, вековая человеческая мука пропитывает камень плит и колонн, въедаясь в самое нутро любого чужака, не защищенного доспехами монашеского облачения. Но она шла за настоятельницей, глядя перед собой и пытаясь не задумываться о том, что может таиться за плотно закрытыми дверьми, откуда порой доносились вскрики, плач и бормотание.

      Мать Доротея ввела Росанну в небольшой зал с низким потолком и велела:

      – Подожди здесь. Я советую тебе помолиться. Испроси у Господа искреннего желания поровну разделить скорбь с другой душой, а не найти утешение