Слой. Евгений Прошкин

вылил остальное Кочергину на лицо.

      – Помогите, – смешно просипел доктор. Он попробовал крикнуть, но мучительно закашлялся и сплюнул на голубой линолеум что-то розовое.

      – Разговор есть, – деловито сообщил Пётр. – Жизнь тебе не обещаю, слишком много за тобой всего накопилось, но смерть – она ведь разная бывает. Выбирай.

      – Что?.. О чем вы?

      – Всё о том же. Мне бы найти кой-кого. Нуркина.

      Пётр сделал паузу. Валентин Матвеевич трясся как заяц, но на фамилию своего шефа не реагировал.

      – Боишься, но не дрищешь, – заметил Пётр. – Молодец, Кочергин. Посмотрим, сколько ты продержишься. Гориллы твои не явились, значит, кнопочку ты потрогать не успел. Так? Значит, время есть.

      Он вернул доктора в исходное положение и, сняв с него узкий брючный ремень, связал руки за спиной. Оценивая качество узла, отошел назад и хватил согнутым локтем по ключице. Кочергин замычал от боли и снова кашлянул – кровяная слюна долетела до самой занавески.

      – Адрес Нуркина, – потребовал Пётр.

      – Отпустите!.. Что угодно… Немедленная выписка или диагноз. Любой. Какой хотите.

      – Хочу адрес.

      – Кого?

      – Нуркина, мой дорогой, Нуркина.

      – Не знаю такого, – взмолился Валентин Матвеевич. – Ну не знаю я!!!

      Пётр мельком осмотрел кабинет – самым стоящим была пепельница: «тупым, тяжелым предметом». Да, это про нее, про пепельницу. Чугунная, грамм на семьсот. Либо в висок, либо по темени. Как получится.

      – Еще одна попытка, – сказал он, хватая Кочергина за волосы.

      – Вы же здоровы! – неожиданно прошептал доктор. – Дьявол, вы ведь действительно здоровы! А я-то… – он так удивился, что даже перестал бояться. – Я не мог понять… А вы ведь здоровы!

      Получилось в висок. Нормально.

      Пётр торопливо опрокинул кресло, не давая крови измазать костюм. Кочергин был повыше, но размер примерно тот же. Переступая через труп, Пётр развязал ему руки и раздел до белья. В оклеенном календарями шкафу нашлась вешалка. Доктора он уложил на дно; попинал ногой, чтоб не вываливался, и прикрыл створки. Так хорошо.

      Ах, чёрт, кровь на полу! Вряд ли сюда войдут, но если вдруг…

      Пришлось открыть шкаф, выволочь Кочергина наружу и снять с него трусы с майкой. Пятно всё же осталось, но бледное, почти незаметное. Пётр задернул занавески – теперь точно не видно.

      Немного отдышавшись, он перебрал трофеи: мелкая пластмассовая расческа, пятьдесят рублей одной бумажкой, полпачки «Пегаса», спички, носовой платок. Поплевав, вытер о него ладони и забросил туда же, в гардероб. Осмотрел свой халат, тапки. Нигде не испачкался. Молодец.

      «Жалко, что Кочергин не раскололся. Череп раскололся, а сам он – нет», – скаламбурил Пётр.

      Он присел и посмотрел в замочную скважину – часть стены, кусок фикуса. Людей нет, и до обеда не будет. А что будет после, ему всё равно. Что бы ни случилось, это будет уже без него. Он вставил ключ и осторожно повернул.

      Твой выход,