Слой. Евгений Прошкин

уже пытались впарить выдуманную биографию за подлинную.

      «Он не собирается меня лечить, – с ужасом понял Пётр. – Этот так называемый врач добивается лишь одного: чтобы легенда наконец осела в моем мозгу и прижилась. Когда я запомню всё до мельчайших подробностей, меня объявят здоровым и… скорее всего, выпустят. Иначе зачем им это нужно? Выпустят, да не отпустят. У них какие-то планы, судя по затраченным средствам – нешуточные».

      Пётр печально посмотрел в окно. За сквером гомонила улица – с машинами, прохожими, даже собаками. Обыкновенная, мирная. И поэтому ненастоящая.

      – Валентин Матвеич, давайте начистоту. Кто я по моей легенде?

      – По вашей? – оживился доктор. – Ну, хорошо. Россия объята гражданской войной: бои в Москве, Питере и так далее. Вы – сотник, командир… э-э… сотни.

      – Понятно, – перебил Пётр. – Я-то кто во всей этой кутерьме?

      – В какой?

      – Здрасьте. Вы же сами только что…

      – Хотите знать, кто вы? – переспросил врач. – Вы сотник.

      – Ну?! И чего вы от меня хотите?

      – Я хочу помочь вам вспомнить, мой дорогой.

      – Что вспомнить?

      – Вспомнить, кто вы на самом деле.

      – Так ведь сотник!

      Доктор сложил губы трубочкой и медленно выпустил воздух – получилось что-то вроде свиста.

      – Давайте с начала. Никакой вы не сотник, а…

      – Хватит меня путать, хватит дурака валять, – чеканно произнес Пётр. – Я готов вызубрить ваши басни. Если это единственный путь на волю, то я согласен. Я также согласен выполнять приказы – если это будет мне под силу. Поймите, доктор, или как вас там, – он перегнулся через стол и заговорил, глядя прямо в глаза, – внушать мне, что я псих, вовсе не обязательно. Я принимаю игру. Дайте первое задание или назначьте проверку, как вам будет угодно. Но не делайте вы из меня сумасшедшего!

      Валентин Матвеевич резко откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, просидел так около минуты. Прищурившись, досконально изучил потолок, обвел взглядом сначала противоположную стену, потом и весь кабинет. Только в окно не посмотрел.

      – Ну, хорошо. Просто с вами не получается. Хорошо, – повторил он не то мстительно, не то скорбно. – В открытую так в открытую. Пётр Иванович Ерёмин, тридцати шести лет, нормальный человек, семьянин. Живет себе живет, на хлеб потихоньку-помаленьку зарабатывает – не ахти какой, но всё же, бывает, и с маслицем. Пассивен, флегматичен, застенчив. Живет – небо коптит. Да вы не смущайтесь, что не герой, это как раз норма. Таких, как вы, большинство. Я и сам такой же. И вот однажды… Будете?

      Доктор достал из стола пачку «Пегаса», затем, отодвинув занавеску, взял с подоконника массивную металлическую пепельницу. Прикурил сам и поднес огонек Петру. Дотянувшись до форточки, открыл ее пошире, опять – не глядя в окно.

      – И вот однажды на нашего Петра Ивановича сваливается большая беда. Можно предположить – радость, но это вряд ли, в таких событиях обычно вся семья участвует. Был бы Пётр Иванович покрепче духом, наверняка устоял бы. Попил бы водки, может, даже всплакнул и – преодолел.