На ИВС прекрасная погода. Олег Анатольевич Борисенко

анекдота.

      – Приколись, Анатолич! – попросил Юрка.

      …

      – Поп грехи отпускает, – прикуривая сигарету, начал рассказ Барсуков, – одна женщина шепчет ему:

      – Согрешила я, батюшка!

      – Сколько раз? – спрашивает поп.

      – Семь.

      – Ступай, дочь моя, прощаю!

      Другая подходит:

      – Согрешила я.

      – Сколько раз?

      – Два.

      – Иди, прощаю!

      Подходит третья:

      – Согрешила я.

      – Сколько раз?

      – Полтора!

      Повествование внезапно громким хохотом перебил Юрчик…

      Барсуков подождал, пока Юрка перестанет хохотать, и, выходя из кабинета, закончил:

      – Поп мял, мял репу и предложил: «Ступай, досношайся, дочь моя, а то у меня с дробями плоховато!»

      …

      Зина, покраснев, осуждающе посмотрела вслед Барсукову, но только за Олегом закрылась дверь, не выдержав, закрыв ладошками лицо, залилась безудержным смехом…

      А на следующее утро на перрон, сверкая мигалками и пугая народ сиреной, влетели два воронка.

      Из боковой двери автозака выпрыгнуло нечесаное, свирепое чудовище, которое, однако, по документам ОВД числилось чистокровной немецкой овчаркой. С истерическим лаем монстр бросился в сторону стоящей неподалеку группы вахтовиков. Следом за овчаркой спрыгнул на землю конвоир, пытаясь поймать на лету вырвавшийся брезентовый поводок. Вахтовики ломанулись от собаки в разные стороны, а пес, подбежав к брошенным рюкзакам, опрокинул недопитую бутылку водки и схватил лежащую копченую курицу.

      В это время конвоир, поймав конец упущенного поводка, потянул со всей силы овчарку на себя…

      Конвойный пес, как горный осел сев нечесаным задом на перрон и сопротивляясь кинологу, проглотил курицу.

      – Алый, как тебе не стыдно? – сглотнув набежавшую слюну, возмутился собаковод…

      В столыпине открыли двери.

      Подъехав дверь к двери, конвой начал погрузку этапа. Первых загрузили мужчин.

      Женщина была одна, и она, еле таща два тяжелых баула, скрылась в тамбуре спецвагона последней.

      – Анатолич, можно я тебе письмо напишу? – крикнула Мухина на прощание.

      – Пиши, Ирка! Может, помогу чем смогу! – согласился майор.

      – А может быть, это любовь? – съязвил Юрчик.

      – А может быть, корова, а может быть – собака! – пропел майор, запрыгивая на подножку отъезжающего автозака…

      Юрка запрыгнул в кабину следом и, усевшись, отряхнул форменные брюки от опилок.

      – Задолбали крохоборы, двадцать половых досок и пятьдесят вагонки за лишних семь человек запросили.

      – А кому сейчас легко, – улыбнулся в ответ Барсуков.

      – Наверно, ленинскую комнату ремонтируют? – поинтересовался водитель автозака.

      – Сколько я им досок отправил за эти годы, там, в Челябинске, мавзолей можно уже построить.

* * *

      Уставший за долгий рабочий день, прокурор разбирал почту.

      Последняя телеграмма из прокуратуры автономного округа