На ИВС прекрасная погода. Олег Анатольевич Борисенко

проделав с заявой то же самое.

      – Прошу выдать нам ножницы для подстрижки, – проворчал кум.

      – Четыре удара, восемь дырок! Не положено! – объяснил машинально Юрчик, торжественно опуская очередное заявление в корзину с мусором.

      – Прошу выдать мне Уголовно-процессуальный кодекс для написания кассационной жалобы.

      – Читай старые письма! – блестя глазами, рявкнул Юрик, протягивая руку к урне…

      Но майор его опередил. Он вырвал почти налету заяву и внимательно её осмотрел…

      Это был маяк, арестованный просился на важную беседу.

      Барсуков подмигнул Юрчику и сунул заявление в карман.

      Зина, сидя за печатной машинкой, молча наблюдала за их титаническим трудом. Она знала, что адресатам попадет только процентов десять заявлений, а остальные будут любезно опущены Юриком в почтовый ящик, стоящий у края рабочего стола… Наконец-то час цензуры кончился, на столе осталось пяток заявлений, зато урна под Юркиным столом наполнилась чуть ли не до краев. Больше разбирать было нечего. Никто не угрожал голодовкой, никто не обещал вскрыть вены…

      – Пятьдесят лет баскетболу! – двигая ногой полную заявлений мусорную корзину, пошутил Юрка…

* * *

      Майор пошел в свой кабинет, который находился в камерном блоке.

      Надо было выдать УПК человеку, который что-то хотел сказать куму.

      Вызвав в кабинет любителя юридической литературы, Барсуков почерпнул новости ИВС за прошедшие сутки… А новости были довольно-таки разнообразные:

      – Из третьей камеры пустили прогон, что новичок проиграл в шашки девять тысяч пинков и теперь его объявляют фуфлыжником.

      – Романов кричал Кузе, что кого-то, когда-то, где-то обоссали, а он сухарится и сидит в общей хате.

      – Арестованный Зимин боится ехать на этап, так как в СИЗО по вольным делам его ждут разборки.

      После получения инструктажа собеседник майора вернулся в камеру с полными карманами сигарет «Прима» и лег спать, чтобы ночью приступить к вахте по фиксированию переговоров…

      Для беседы Олег ежедневно вызывал человек по двадцать и, чередуя решение возникших проблем у арестованных со сбором оперативной информации, вел свою линию так, что слыл среди начальства и босоты человеком на своем месте.

      Зная все «движения» в ИВС, характеристику почти каждого содержащегося, а то и имея компру на некоторых неугомонных, он умел построить работу так, что поднять бузу в подвале было так же невозможно, как получить оправдательный приговор в период массовых репрессий.

      Вычислить тех, кто стучит на Барсукова, было довольно трудным делом, так как, вызывая по пять-шесть человек из камеры в день, кум так путал мозги антикумам, что они сходили с ума в поисках подсадных.

      Майор решил начать беседы с арестованными с Зимина.

      Вызвав его в кабинет, Барсуков объявил, чтобы он собирался на этап. Хотя это не планировалось.

      Зимин потемнел лицом и начал канючить, говоря о том, что у него нет теплых вещей, что он больной человек, и довел до кума еще несколько весомых доводов. Оперативник, внимательно