Гобсек. Отец Горио (сборник). Оноре де Бальзак

прав. Условия меняются. Восемьдесят тысяч наличными, а бриллианты останутся у меня, – добавил он глухим и тоненьким голоском. – При сделках на движимое имущество собственность лучше всяких актов.

      – Но… – заговорил было де Трай.

      – Соглашайтесь или берите обратно, – перебил его Гобсек и протянул ларчик графине. – Я не хочу рисковать.

      – Гораздо лучше для вас броситься к ногам мужа, – шепнул я графине.

      Ростовщик понял по движению моих губ, что я сказал, и бросил на меня холодный взгляд.

      Молодой щеголь побледнел как полотно. Графиня явно колебалась. Максим де Трай подошел к ней, и, хотя он говорил очень тихо, я расслышал слова: «Прощай, дорогая Анастази. Будь счастлива. А я… Завтра я уже избавлюсь от всех забот».

      – Сударь! – воскликнула графиня, быстро повернувшись к Гобсеку. – Я согласна, я принимаю ваши условия.

      – Ну, вот и хорошо! – отозвался старик. – Трудно вас уломать, красавица моя. – Он подписал банковский чек на пятьдесят тысяч и вручил его графине. – А вдобавок к этому, – сказал он с улыбкой, очень похожей на вольтеровскую, – я в счет остальной платежной суммы дам вам на тридцать тысяч векселей, самых бесспорных, самых для вас надежных. Все равно что золотом выложу эту сумму. Граф де Трай только что сказал мне: «Мои векселя всегда будут оплачены», – добавил Гобсек, подавая графине векселя, подписанные графом, опротестованные накануне одним из собратьев Гобсека и, вероятно, проданные за бесценок.

      Максим де Трай разразился рычаньем, в котором явственно прозвучали слова: «Старый подлец!»

      Гобсек и бровью не повел, спокойно достал из картонного футляра пару пистолетов и холодно сказал:

      – Первый выстрел за мной, по праву оскорбленной стороны.

      – Максим! – тихо вскрикнула графиня. – Извинитесь. Вы должны извиниться перед господином Гобсеком.

      – Сударь, я не имел намерения оскорбить вас, – пробормотал граф.

      – Я это прекрасно знаю, – спокойно ответил Гобсек. – В ваши намерения входило только не заплатить по векселям.

      Графиня встала и, поклонившись, выбежала, видимо охваченная ужасом. Графу де Трай пришлось последовать за ней, но на прощанье он сказал:

      – Если вы хоть словом обмолвитесь обо всем этом, господа, прольется ваша или моя кровь.

      – Аминь! – ответил Гобсек, пряча пистолеты. – Чтобы пролить свою кровь, надо ее иметь, милый мой, а у тебя в жилах вместо крови – грязь.

      Когда хлопнула наружная дверь и оба экипажа отъехали, Гобсек вскочил с места и, приплясывая, закричал:

      – А бриллианты у меня! А бриллианты-то мои! Великолепные бриллианты! Дивные бриллианты! И как дешево достались! А-а, господа Вербруст и Жигонне! Вы думали поддеть старика Гобсека? А я сам вас поддел! Я все получил сполна! Куда вам до меня! Мелко плаваете! Какие у них глупые будут рожи, когда я расскажу нынешнюю историю между двумя партиями в домино!

      Эта свирепая радость, это злобное торжество дикаря, завладевшего блестящими камешками, ошеломили меня. Я остолбенел, онемел.

      – Ах,