Эхо. Пэм Муньос Райан

ему в лицо. Фридрих чувствовал себя совсем легким, просто невесомым, словно давящий страх и постоянное беспокойство улетели прочь.

      Если бы отец его не держал, он и сам улетел бы по ветру, словно белые парашютики одуванчиков.

      4

      Фабрика внутри кипела энергией.

      Щелкали и свистели механизмы. Колесики и шестерни цеплялись друг за друга. Фридрих и дядя Гюнтер вошли в просторный зал – наполовину склад, наполовину сборный цех. Успокаивающее жужжание пил то и дело перебивалось звонким стаккато ударов по металлу. Открывались и закрывались двери в комнаты, где проверяли готовые изделия, и можно было услышать, как с шипением компрессоры нагнетают воздух, извлекая из губных гармоник восходящие и нисходящие гаммы. Фридрих нашел глазами громадную стремянку, которая кочевала по всему цеху, и представил себе, что стоит на верхней ступеньке, на высоте второго этажа, и дирижует симфонией ударных.

      Подойдя к рабочему столу, он надел фартук и взглянул на лист бумаги, кнопками прикрепленный к стене.

      – Что там? – спросил дядя Гюнтер.

      – Новые словарные слова от фрау Штейнвег, – ответил Фридрих. – Она каждую пятницу их для меня вешает, а в следующий четверг устраивает контрольную.

      Тут подошел господин Карл из бухгалтерии.

      Фридрих вытащил из кармана сложенный листок с домашним заданием по математике, разгладил и протянул господину Карлу.

      Тот улыбнулся.

      – Зайди ко мне после обеда, Фридрих, разберем твою работу.

      И он ушел, помахав рукой.

      Вслед за ним появился Ансельм, новый конторщик, совсем еще молодой человек. Он положил на стол Фридриху коробку с губными гармониками.

      – Господин Эйхман с третьего этажа просил напомнить, чтобы ты зашел к нему сегодня после обеда, вы начнете читать «Одиссею». Неплохо, когда у тебя частный учитель, а, Фридрих? Да еще в рабочее время!

      Фридрих отвел глаза. Почему Ансельм к нему цепляется? С тех пор как Ансельм поступил на фабрику, они всего пару раз поздоровались, но ему, кажется, нравится изводить Фридриха.

      – Это не в рабочее время. Мне платят только за утренние часы.

      – Зато господину Эйхману платят за полный рабочий день. А ты его отвлекаешь, и это в такое время, когда все должны сплотиться ради Германии и благополучия простого человека. Или ты не согласен?

      – Я ему читаю, пока он работает, – ответил Фридрих. – И все это с разрешения начальства.

      – Ну, как скажешь, Фридрих, – усмехнулся Ансельм. – Ты здесь, я смотрю, всеобщий любимчик. Знаешь, в новой Германии не одобряют любимчиков. Мы все должны быть едины духом и волей, во имя отечества, во имя семьи Гитлера, чтобы выйти из тьмы к свету!

      Он ушел вразвалочку, насвистывая на ходу.

      Дядя Гюнтер подошел ближе к Фридриху и тихо сказал:

      – Не обращай внимания. Пусть говорит, а ты помалкивай. Он – просто самодовольный гитлеровец. Не нравится мне эта новая порода молодых людей, которые поклоняются Гитлеру, словно божеству.

      – Отец тоже их не любит, – сказал Фридрих.

      – И