Эхо. Пэм Муньос Райан

у отца и у самого Фридриха. Длинные белокурые локоны, ямочки на щеках – она раскраснелась в жарко натопленной кухне. На столе на доске лежал свежевыпеченный хлеб. В кастрюльке томились шпецле [9]. Сбоку на печке остывал посыпанный сахарной пудрой штрудель.

      Фридрих дернул завязку передника. Сестра со смехом увернулась и погрозила ему деревянной ложкой.

      – Ты уже попробовала отскрести пациенту родимое пятно сапожной щеткой? – спросил Фридрих.

      Элизабет подбоченилась.

      – Ты когда-нибудь перестанешь мне это припоминать?

      – Я ничего не забываю! Помнишь, мы играли в прятки, и если ты меня находила раньше, чем я добегу в «домик», тебе в награду разрешалось меня забинтовать с головы до ног, как мумию?

      Отец кивнул:

      – Ты уже тогда была медсестрой.

      В прошлом году Элизабет уехала в Штутгарт, к единственным их родственникам, кроме дяди Гюнтера: маминому двоюродному брату, его сестре и дочери Маргарете – она тоже училась на медсестру. А теперь Элизабет осталось пройти три месяца практики в местной больнице под руководством их семейного врача, доктора Брауна.

      – Так хорошо, когда ты дома! – Фридрих козырнул. – Командуй!

      Элизабет указала ложкой на стул:

      – Сядь рядом с папой, я подам шпецле. Отец, ты первый – расскажи, как прошли последние рабочие дни и первые дни золотого возраста!

      Отец стал рассказывать, как его провожали на пенсию, всю последнюю неделю поздравляли и по-доброму поддразнивали, устроили в его честь угощение. Рассказал, что собирается организовать камерный ансамбль.

      – Конечно, это будет не так весело, как наши концерты в гостиной. Я надеюсь попозже услышать польку на фортепьяно!

      Элизабет скорчила гримасу и обернулась к Фридриху:

      – А ты как?

      – Отец подал за меня документы в консерваторию.

      – В январе он будет выступать перед комиссией. Боится, я же вижу, – сказал отец. – Поговори с ним ты, Элизабет.

      – Конечно, обязательно нужно поступать! – сказала Элизабет. – Ты всегда этого хотел. Чего тебе бояться?

      Фридрих пожал плечами. Разве не понятно, почему он волнуется?

      – В комиссии всего восемь человек, – сказал отец.

      Отцу легко говорить. Не он должен стоять перед совершенно посторонними людьми и делать вид, будто у него и с лицом все в порядке, и музыку он исполняет хорошо. А если вдруг его примут, что тогда? Сможет он сидеть в одном классе с незнакомыми студентами? Даже если он вытерпит косые взгляды и шепотки за спиной, для чего все это? Сможет он выступать перед публикой? Разве у него хватит духу дирижировать целым оркестром?! От одной мысли внутри все скручивает.

      – Такой талантливый студент – для них большая удача, – сказала Элизабет. – Особенно сейчас необходимо, чтобы истинные граждане Германии развивали свой потенциал и показывали всему миру блестящий пример!

      Отец нахмурился:

      – Ну, можно и так сказать. Однако…

      – А как твоя работа в больнице? – спросил Фридрих.

      Ему не хотелось говорить о консерватории,

9

Шпецле – разновидность макаронных изделий, распространены в Германии и прилегающих странах (в Швейцарии, Австрии, Франции – Эльзас и Лотарингия).