Рыжий дьявол. Михаил Дёмин

Ванька не имел к этой расе ни малейшего отношения; был чистокровный русак. Кличку свою он, однако, принимал спокойно, равнодушно: среди блатных шовинизма не существует! И крепко дружил с Левкой Жидом – евреем уже истинным, неподдельным. Два эти Жида, одесские воры, славились в мире картежников как виртуозные и опасные игроки. И в лагере на пятьсот третьей стройке, на знаменитой „мертвой дороге", они обыгрывали всех блатных. Я сидел с ними вместе. И однажды мне довелось присутствовать при ссоре друзей, вспыхнувшей в тот момент, когда они впервые решили сыграть вдвоем. Сыграть друг против друга.

      Игра эта окончилась ничем. Но дружба их рухнула в результате. Раздраженные, исполненные взаимных обид, они разошлись… А чуть позже, в ту же ночь, Левка Жид нанюхался марафету[8] и зарубил топором „ссученного" бригадира из соседнего барака, – сорвал на нем свою злость…

      После этого пути наши разошлись. Левку посадили во внутреннюю тюрьму и там он погиб. А всех нас разогнали по разным штрафнякам. Я попал в отдаленный, закрытого типа, строгорежимный лагерь № 36, расположенный за Полярным кругом, на реке Курейке. Ивана в моем этапе не было, и куда его угнали, я так и не смог узнать.

      И вот теперь он появился в Очурах. И я удивился и искренне обрадовался ему.

      Первые слова Жида были:

      – Эй, Чума, ты как сюда затесался? Ведь ты же вроде бы завязал… Или передумал?

      – Потом объясню, – сказал я, – ты сначала расскажи о себе.

      – Так я, что ж… Освободился, как видишь!

      – Освободился по звонку?[9]

      – Нет, по амнистии.

      – Ну, а в Одессу возвращаться не думаешь?

      – Думаю… Но – потом. Спешить зачем? Здесь тоже интересно. Места здесь привольные, богатые, золотые!

      – Горькое золото, – пробормотал я.

      – Это ты о луке? – прищурился он. – Конечно… Но вниз по реке, в Енисейске, есть и настоящее, рыжье".[10] И какое! Золотишко там называют „Рыжий дьявол". Но если это и дьявол, то именно такой, с которым приятно подружиться… Я, например, стараюсь. – Он выпил, отдулся, понюхал корочку. – Да, стараюсь.

      – Так ты разве там обитаешь? – удивился я.

      – Ага. Я здесь случайно, проездом. – Он неопределенно пошевелил пальцами. – По разным делам…

      Мы сидели на краю длинного стола, на самом углу. Тихо переговаривались, не спеша выпивали. А на другом краю – шумели ребята Ландыша. И сквозь гул голосов прорывался его пьяный развалистый басок:

      – Этот Каин, дурак, он что делал? Очурских спекулянтов не трогал, а шерстил магазины, склады. Живые гроши прямо под ногами у него валялись – он их не брал. И мне мешал… Как собака на сене: сама не ест и другим не дает.

      Тема эта заинтересовала меня. Я прислушался. Ландыш говорил о Каине, как о сопернике… И он чем-то явно хвастал, его несло.

      – Все время мешал! Тут раньше что было? Мужики из-за его налетов боялись ночами ездить по тайге… А если и собирались в дорогу, так группами человек по десять… Но потом он все-таки ушел, дорога расчистилась. И вот результат: сто шестьдесят восемь кусков[11]

8

Марафет – наркотик, в данном случае, кокаин.

9

Звонок – законная, точная дата освобождения.

10

Рыжье – по-блатному – золото. От слова – „рыжее". Здесь, так сказать, цветовая метафора. Подобный принцип весьма типичен для русского жаргона. Например, серебро – это иней, куржавец, снежок, а алмазы – слезы.

11

Кусок – тысяча.