Фельдмаршал в бубенцах. Книга первая. Нина Ягольницер

воздух, и, безошибочно определив направление, скованным шагом двинулся к воде. Годелот молча наблюдал. Тетивщику было неуютно, это выдавали и напряженные плечи, и сосредоточенная складка меж бровей. Но он шел, не оступаясь. Остановился у воды, провел по кромке берега носком башмака, словно намечая линию обрыва. Опустился на колени и начал стягивать весту. Под ней обнаружилась камиза, вся покрытая багровыми полосами и разводами. Пеппо медленно вывернулся из рубашки, местами отдирая полотно от ран, снова начинавших кровоточить, и негромко шипя от боли.

      Годелот хмуро обозрел торс тетивщика. Худощав, но крепок, что тетива собственного плетения, такие обычно мрут неохотно. Вспухшие следы и рваные полосы, оставленные плетью, пересекались с многочисленными светлыми рубцами. Пеппо, несомненно, били часто и с душой. Но Годелот в гарнизоне видел немало таких отметин, да и сам имел несколько основательных полос на спине – Луиджи церемоний не жаловал. Зато грубый косой шрам на боку – то уже не плеть. Больше похоже на нож. Живучий, плут…

      Пеппо же, неспешно и наверняка мучительно смывавший с тела кровь, неожиданно сказал:

      – Чего пялишься? Готов поспорить, зрелище не к обеду.

      Кирасир же с напускным равнодушием отрезал:

      – Много чести на тебя пялиться. Я вон, на стрижей лучше погляжу – они куда нравом симпатичней.

      Пеппо дернул уголком рта:

      – Стрижи… Ты сейчас мне аккурат под левую лопатку смотришь. Я взгляд кожей чую, Мак-Рорк. И чем пристальней – тем сильней царапает.

      Шотландец уже собирался съязвить, но тут задумчиво прищурился:

      – А ведь твоя правда. Мой отец говорит – у него от прицела в спину кожа зудеть начинает. Ему эта хитрость не раз жизнь спасала.

      – Во как, – спокойно отметил Пеппо, – ну, а карманнику без такого умения и вовсе три шага до петли.

      Годелот усмехнулся:

      – Запросто же ты вором называешься.

      В ответ Пеппо снова хрипло рассмеялся.

      – Ты меня за руку на ярмарке схватил, что ж мне теперь, церковным певчим прикидываться?

      При этих словах кирасир вскочил на ноги:

      – Так ты меня и тут узнал?

      Тетивщик закончил умываться и уже полоскал в реке камизу. Его ответ был совершенно спокоен:

      – Будет тебе, Мак-Рорк, в дурака рядиться. Я тебя узнал еще в мастерской. Это зрячего обмануть нетрудно, особенно в темноте. А вот голос и запах никуда не припрячешь. Ох я и струхнул, когда тебя заслышал! Думал, ты по мою душу пожаловал. – Пеппо отжал камизу и расстелил на солнце. – Ну как, пожалел уже, что подобрал ублюдка?

      В этом вопросе прозвучала уже известная кирасиру издевка, но на сей раз тому стало смешно.

      – Чудной ты. Ну, раз так, давай огонь разведем, закусим, чем Бог послал. Кстати, меня Годелотом звать.

      Пеппо удивленно приподнял брови, потом снова недоверчиво усмехнулся и протянул шотландцу узкую ладонь.

      ***

      За скудной