Фельдмаршал в бубенцах. Книга первая. Нина Ягольницер

поле под паром, справа пшеница, а дальше дорога ведет к реке, там рыбацкая деревушка неподалеку.

      Пресвятая Дева, семь миль… Винченцо счел его мертвым и попросту вывез за городские стены, чтоб скрыть гибель рабочего. Неведомая местность и жалкие гроши в карманах изорванной одежды…

      И тут тетивщик с беспощадной отчетливостью представил, какой жалкое зрелище он являет собой сейчас, окровавленный, грязный, с перекошенным от боли и ужаса лицом и невыносимо, непререкаемо слепой. Ни знакомых улиц, ни привычных дорог, ни узнаваемых издали звуков. Даже пальцы, десять верных и никогда не подводивших его глаз, сейчас ни на что не годились, ободранные плетью и все еще заходящиеся болью при каждом движении. А хуже всего было то, что чертов индюк, источающий крепкий запах спокойной уверенности, смотрел на него без тени злорадства, а даже, пожалуй, с жалостью. И именно ему Пеппо теперь невольно обязан жизнью. Господи, какая издевка…

      Годелот наблюдал за мошенником со все растущим удивлением. Вот бледное лицо напряглось, и видно было, как тетивщик с собачьей чуткостью вбирает запахи и звуки, а вот исказились губы, и незрячие глаза полыхнули самой настоящей паникой. А ведь ему страшно! И эта мысль уколола кирасира уже самым простым и неподдельным сочувствием. Что и говорить, оказаться безоружным и беспомощным невесть где – незавидная участь, а не иметь даже глаз, чтоб найти дорогу – это и вовсе беда.

      – Ты держись. Просто скажи, куда собираешься идти, а я помогу, меня конь у дороги дожидается.

      Но лицо Пеппо передернулось:

      – Я милостыни не прошу, Мак-Рорк,

      – А я подаяния и не предлагаю, дуралей, просто подсобить хочу.

      – Да я и так уж у тебя в долгу! – Пеппо оскалился, а голос его предательски задрожал, – если денег не хочешь – просто езжай своей дорогой. Я умею о себе позаботиться, а подохну – не твоя печаль!

      – Вот же скучища с тобой! – Годелот потерял терпение, – куда ты потащишься в таком виде? Первый же патруль скрутит, бродяга бродягой!

      – Уж каков есть! Я не девица на выданье, чтоб красотой блистать.

      Шотландец зарычал – упрямца и правда, стоило бросить подыхать в кустах.

      – Эх, и недоглядел за тобой Сатана! Лишил глаз, а надо было язык укоротить под самое основание!

      Уже договаривая в запале эту фразу, Годелот успел пожалеть о ней – как ни гадок был этот гордый до идиотизма карманный вор, намекать на его увечье было как-то не по-людски. Но Пеппо неожиданно расхохотался, сбиваясь на хриплый кашель.

      – Ты не первый, кто мне это говорит, – пробормотал он и после недолгой паузы нехотя добавил, – а река далеко? Мне бы грязь смыть…

      Годелот уже набрал воздуха, чтоб ответить что-то ехидное, но передумал и молча двинулся к дороге, все еще кипя злостью.

      Прихрамывая и покусывая губы, тетивщик последовал за Годелотом. Вороной мирно щипал траву, потряхивая ушами, и при виде хозяина поднял голову с приветливым фырканьем. Взявшись за узду, Годелот обернулся к спутнику.

      – Теперь