Мой знакомый гений. Беседы с культовыми личностями нашего времени. Евгений Попов

или не вру, травили меня или не травили? Это для меня тогда В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ было вопросом жизни или смерти, это мне, а не ему демонстративно угрожали, и гласность была тогда единственной моей защитой. Он повторял это и значительно позже, уже в иные времена, когда из числа прогрессивных членов Союза советских писателей была создана перестроечная организация «Апрель». На собрании, мне рассказывали, когда речь зашла обо мне, он вдруг вскочил и снова завел свое: «Вы ж понимаете, что у меня ТАМ есть достоверные источники информации, которые утверждают, что все рассказанное Войновичем о его отравлении – фантазии». Однако, после того как факт моего отравления был публично признан представителем Лубянки на конференции «КГБ вчера, сегодня, завтра» и особенно после того, как я написал о случае в книгу «Дело № 34840», Евгений Александрович эти разговоры прекратил, но у него возникла новая тема. Он стал всем объяснять, что Войнович ненавидит его из-за мелкого тщеславия. В 1979 году в Москву приехали американские писатели Уильям Стайрон, Эдвард Олби и, кажется, Джон Апдайк. И они, дескать, запланированному американскими дипломатами визиту к «диссиденту» Войновичу предпочли поездку с Евтушенко в Переделкино, где он им читал свои стихи на могиле Пастернака. И этого я, дескать, до сих пор ему простить не могу, такой уж я злопамятный человек.

      Или, например, «прораб перестройки» Анатолий Рыбаков. Помню, как он сам себя накачивал в 1974 году самым подлым образом на писательских заседаниях во время моего исключения. До истерии. Дескать, его выдающийся антисталинский, написанный «в стол» роман «Дети Арбата» на Запад не попал, а ничтожный «Чонкин», где глумятся над Советской армией и Великой Отечественной войной, был автором за границу переправлен, и его тут же взяли на вооружение «наши идейные противники».

      А сколько было таких, которые, когда моя проза еще печаталась в СССР, подходили ко мне «пожать вашу мужественную руку», а через некоторое время поливали меня на собраниях и кричали, что я написал «Чонкина» по заданию ЦРУ. А потом опять меня отлавливали, каялись, просили их понять, «войти в их положение»… И это ведь брежневские времена, не сталинские… Цирк такой! Как дети, честное слово! У одного моего такого «поклонника», когда он произносил свой зубодробительный публичный монолог, вдруг стала дико дрожать коленка, попадали на пол бумаги, которые он никак не мог поднять. Весь дрожит, бедный. Окончилось заседание, он меня, топоча, догоняет в коридоре и сразу: «Вы меня простите, Владимир Николаевич, ради бога, но я не мог иначе, у меня семья…» Я ему ответил: «Знаете что, если вы не можете быть подлецом, то и не старайтесь им быть. Вы для этого слишком нервный, понимаете? Не дай бог, помрете еще от инсульта или инфаркта».

      Прямо скажем, что гуманизма и христианского смирения мало в этом ответе. Вот я и говорю, что многие до сих пор считают Войновича неприятной, неудобной, а то и ПЛОХО ВОСПИТАННОЙ персоной. В самом деле, все порядочные люди уже давным-давно забыли, как «ЗА» были, лишь один он что-то такое неприятное все время