Мой знакомый гений. Беседы с культовыми личностями нашего времени. Евгений Попов

и изображения в визуальном пространстве, взаимодействии традиции и инноваций, построении пространства картины и об определении позиции зрителя в искусстве, о возможностях живописной пластики в условиях торжества массмедиа и попсы – обо всем этом речь будет идти на упомянутой Международной конференции 9—10 сентября, куда и я непременно приду, чтобы обогатить себя знаниями, и вам это сделать советую.

      Однако до конференции еще далеко, и мы с Эриком заговорили о вещах совсем простых. Меня, например, давно интересовало, как так получилось, что он, сын правоверного коммуниста, вступившего в партию в 1918 году еще чуть ли не гимназистом, получил такое вызывающе-буржуазное имя скандинавского оттенка. Может, его так нарекли в честь какого-нибудь неизвестного мне большевистского святого тех лет, думал я. Типа ДЖОНАРИДАКАРЛАЛИБКНЕХТАРОЗЫЛЮКСЕМБУРГБЕЛЫКУНАСУНЬЯТСЕ – НАСПАРТАКАСТЕНЬКИРАЗИНА?

      Ведь вряд ли папа и мама Булатовы имели в виду Эрика, сына бога морей Посейдона и богини любви и красоты Афродиты. Или, к примеру, норвежского короля по прозвищу Эрик Кровавая Секира, воина, закончившего свои скорбные дела в древней Ирландии…

      ЭРИК БУЛАТОВ: Меня так назвали в честь Чехова.

      ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Извини, но Чехов, насколько мне известно, носил имя Антон.

      Э.Б.: Был еще великий Михаил Чехов, племянник Антона. А лучшей ролью актера Михаила Чехова считается Эрик Четырнадцатый из одноименной пьесы Стриндберга, поставленной в 1921 году Евгением Вахтанговым. Мои родители были большими театралами. И вообще любили искусство. Я помню, как отец, например, декламировал мне перед сном стихи Бальмонта, которые он знал наизусть. И ему очень хотелось, чтобы я стал художником.

      Е.П.: А коммунисту разве полагалось знать наизусть стихи Бальмонта?

      Э.Б.: Не все так просто было даже и в той жизни, удаленной от нас на восемьдесят лет. Мать моя была беженкой из «панской Польши». Стремилась в страну светлого будущего СССР, но трех лет пребывания здесь ей хватило, чтобы понять, где она очутилась. А отец – да, он был идейный, в 37-м его исключили из партии, над ним уже сгущались тучи, он покинул Москву, чтобы про него забыли, потом тихонько вернулся, в 41-м ушел добровольцем на фронт, где и погиб в 44-м. Мама к советской власти относилась неприязненно, в пожилом уже возрасте активно перепечатывала на машинке художественный «самиздат» – Цветаеву, Мандельштама, «Доктора Живаго». Их взгляды на многое были полярно противоположны, но они очень любили друг друга. Бывает и так.

      Е.П. Должно быть, потому и бывает, что – любовь.

      А сам подумал, что нам все время пытаются запудрить мозги – то классовым, то державным сознанием. А ведь из истории Булатова-отца явствует, что в мире всегда, во все времена наличествовала и просто любовь, как у Ромео и Джульетты. Забыли, дураки, что существует в мире такое Божье чудо, как любовь? – озлобился я.

      Е.П.: Ты когда, кстати, начал рисовать?

      Э.Б.: Сколько себя помню,