Оренбургский платок. Анатолий Санжаровский

не вечёрку, свадьбу не свадьбу, а так – собирались все наши сродники; думала ли, что придётся на ту выручку за свой платок-приданок брать билет себе и наречённому до какой-то там его Крюковки…

      А вот так спеклось…

      У меня была сестра постарше. Незамужняя. Сперва надо выдать её. Нельзя ломать порядок. Ведь кто же вяжет через сноп?

      Очень не хотела меня мама отдавать. Не хотела рушить обычай. Тогда как жить с клеймом воров? И мама отступилась от правила.

      В близких днях собрались все наши за столом.

      Как ни худо было, не поломала мама жёлтинский свычай преподносить невесте платок. Подарила.

      Тут тебе на порог Лёня с товарищем.

      Лёня и шумни Михаилу:

      – Не ты жених, а я жених! Она должна быть не твоей, а моей. Тот пускай и будет жених, кто живой останется. Давай на таковских выйдем правилах!

      – Давай.

      Михаил сжал кулаки с махотку. Встал из-за стола.

      А был Михаил-отлёт[81] пониже Лёни. Но шутоломно силён. Богатырей валил снопами! Куда с ним Лёне…

      Мама вроде того и прикрикни на Лёню:

      – Иля ты рухнул на кактус? Ты што, совсемуща умом повредился?

      – Да нет, Евдокея Ильвовна. Покудова я от своего от ума говорю.

      – Не затевай, Лёнюшка, чего не след. Ругачкой[82] беду не сломаешь. Даль всё сам узнаешь… И не вини никого… Не от своего сердца Нюра поворотила всё тако… Знаешь же… Бабий ум – куда ветерок, туда и умок…[83]

      Заскрипел Лёня зубами. Заплакал, будто ребятёнок.

      Изорвал на себе белую рубашку в ленточки.

      Кепка его осталась в пыли посередь двора…

      Михаил потом накинул её на колышек в плетне. Думали, Лёня придёт возьмёт. Не пришёл…

      (Стороной доплескалось до меня после, уехал Лёня куда-то, долго не женился. Под самую вот под войну мальчика ему жена уродила. Только возрастал сыновец сироткой. Сгибнул мой Лёля на фронте.)

      9

      Своя воля страшней неволи.

      Ну а мы, молодёны[84], что?

      Села я в слезах на поезд да и покатили.

      Едем день. Едем два.

      Едем голодом. Он меня не смеет. Я его не смею.

      Во рту ни маковой росинки.

      А харчей – полнёхонька сумка!

      Да больше того, не до еды нам совсем.

      Я всё кумекаю, куда ж это тебя, девка, черти прут?

      Дотянулись до ихней станции.

      На последние наняли на мои подводу до Крюковки.

      На доранье, чуть свет, – а холод клящой[85], зуб с зубом разминается, – стучит Михаил в низ окна.

      Сбежалась к одному боку занавеска гармошкой. В окне скользнуло женское лицо, и через мгновение какое растут-нарастают в сенцах звуки тяжёлых, державных шагов.

      – Маманя! – шепнул мне Михаил. – Узнаю по маршальской походочке!

      Михаил не выпускает мою руку. Боится, вовсе зазябну я. Становится попереди меня.

      Мать, свекруха-добруха, откинула засов. До предельности распахнула дверь.

      В большой радости шлёт с крыльца допрос

81

О т л ё т – храбрый, удалой казак.

82

Р у г а ч к а – ссора, брань.

83

Б а б и й у м – растение перекати-поле.

84

М о л о д ё н ы – молодые муж и жена.

85

К л я щ о й – сильный.