Оренбургский платок. Анатолий Санжаровский

привезён!

      11

      Прежде смерти не умирают.

      На свадьбе мне и Михаилу налили по полной стограммовой рюмке магазинной водки. Дали по куску ржаного хлеба. Шибко посыпали солью. В снег напрям белые.

      Примета вроде там такая. Выпьют всё молодые и не поморщатся, съедят всё это – любят крепко друг дружку. В ладу будут жить.

      Минька-то молодчуга. Шадымчик[88] под случай как ломит! Что вода, что водка – без разноты вприпадку молотит.

      А я полстаканчика приняла. С горем напополамки на двоих осилила. Разочек куснула хлебушка. И нетоньки меня боль.

      Тут встают свёкор со свекрухой.

      Свёкор и молвит свекрухе:

      – Аниковна, давай выпьем. Миньку женим! Первончик наш!! Сыновец-соколич!!!

      Слышу, ой, плохо мне…

      По-за спиной шепоток зашелестел:

      – Какая-то вся она из себя гордянка. Впряме дышать нечем!

      – Ересливая брезгуша…

      – А матушки-та мои, морщится. А матушки-та мои, и хлеб-та не скушала-то наша городска…

      – Э-э-э-э… Не будут жить… Не будут, одно слово!

      Мне и вовсе худо-нахудо.

      Молоком отхаживали.

      Нашатырём виски тёрли. Нюхать давали…

      Очнулась…

      Тут-то моя доброта-свекровь и ну задавать звону свадьбе:

      – Ну нашто тако нурить[89] человека?! Это у нас тако принято. А у них тако не принято. Она не можа… Да на кой лядо принужать-та? А не дай Бог, помрё, чё будем делать-та?

      А не померла Аннушка.

      Ой, да ну…

      12

      Дело толком красно.

      Они там, в Крюковке, сеяли коноплю, лён. Пряли и ткали холсты.

      А я знай ажурные вяжи свои паутиночки.

      Сижу у окна со спицами.

      Печливый[90] дедушка – звали его дедака Аника, был уже под годами – крадкома, уважительно так спрашивает:

      – Нюронька! А чего эт ты вяжешь-та?

      – Платок.

      – А што ж за така за кисейка-та?

      – Довяжу, посмотрите.

      – Да как жа ты вяжешь-та без гляденья?

      – Привыкшая… Пальцами слышу, где рисунок, где наружная петля. У меня пальцы – глаза.

      – Эко дивьё… дивица… А Господи, твоя воля!

      – Да-а… У всех у жёлтинских, кто при платке обретается, чутьё в руках кощее. Вот возьму что в одну руку, возьму в другую – разнь в пять граммушек скажу.

      – А Господи, твоя воля!

      – Бывалко, принесёшь кладовщику выработанный платок. Не глядит. Тронет – иле враз примет, иле садись выбирай волос. Пальцами зорче рентгена видит хлопистый, сорный пух! Этого живого рентгена обманкой не возьмёшь.

      – А Господи, твоя воля! Пошшупал, дал красну цену рукодельству… Чудно́…

      Связала я первый платок – вся Крюковка перебывала в дому.

      – А батюшки! А узорчики-та каки приятныя!..

      – То как садики. А то как какими кругляшками…

      – А во поглянь! А во!.. Больша-а Нюра плетея!

      – Да как жа эт можна-та исделать красоту

88

Ш а д ы м – самогон.

89

Н у р и т ь – мучить, изнурять.

90

П е ч л и в ы й – заботливый.