Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести. Валентина Осеева

повернув в его сторону голову.

      На переменке к Трубачёву подошёл Мазин.

      – Ну и поссорились, экая важность! – ни с того ни с сего сказал он. – Из каждой мухи слона делать – так это и жить нельзя.

      – Я и не делаю слона, – ответил ему Васёк.

      – Я не про тебя – я про Булгакова. Что это он нюни распустил, от одного слова скис?

      – Он не скис! – рассердился Васёк. – И нюни не распускал. Это не твоё дело!

      Мазин наклонил голову и с любопытством посмотрел на Трубачёва.

      – Вот оно что… – неопределённо протянул он и отошёл к своей парте.

      – О чём ты с ним говорил? – спросил его Русаков. Но Мазин был поглощён своими мыслями.

      – Вот что… – чему-то удивляясь, снова повторил он.

      Лида Зорина избегала смотреть на Васька; она то и дело подходила к Саше и с глубоким сочувствием смотрела на Малютина.

      У Вали Степановой было строгое лицо, и другие девочки неодобрительно молчали.

      Хуже всего было Коле Одинцову. Он то сидел на парте рядом с Васьком, стараясь в чём-то убедить его, то отходил к Саше. И, недовольный своим поведением, думал: «Что это я от одного к другому бегаю!»

      Одинцов всё ещё надеялся помирить обоих товарищей.

      – Ты бы сказал ему, что виноват, ну и всё! – уговаривал он Трубачёва.

      Васёк, разговаривая с Одинцовым, становился прежним Васьком.

      – А если по правде, по честности – я виноват, по-твоему? – спрашивал он товарища.

      – Виноват! – твёрдо отвечал Коля. – Не попрекай чем не надо. Ты против Саши барином живёшь.

      – А он имел право мелом меня попрекать?

      Одинцов пожал плечами:

      – Не знаю… Если ты клал этот мел, то куда он делся?

      Разговоры не приводили ни к чему. Один раз Трубачёв сказал:

      – С Булгаковым я дружил, а теперь он мой враг. И больше о нём не говори. Я к нему первый никогда не подойду. А ты с ним дружи. И со мной дружи.

      – Да ведь нас трое было.

      – А теперь ты у меня один остался, – решительно сказал Васёк.

      К концу дня, видя, что ребята, как будто условившись между собой, не заговаривают о ссоре, Трубачёв успокоился, принял свой прежний вид и даже сказал Малютину:

      – Я ведь тебя не хотел вчера…

      – Я знаю, я знаю! – поспешно и радостно перебил его Сева. – Дело не во мне, я другое хочу тебе рассказать… Только дай мне честное пионерское, что не рассердишься.

      – Я на тебя не рассержусь, говори.

      Сева быстро и взволнованно рассказал ему про мальчишку в Сашином дворе, как тот осыпал Сашу насмешками, когда Саша нёс помои.

      Васёк стукнул кулаком по парте:

      – И ты не выскочил и не дал ему хорошенько? Эх, я бы на твоём месте…

      – Я вышел потом… Но это не то, я другое хотел сказать.

      Они посмотрели друг другу в глаза. Васёк потемнел.

      – Ты что же… меня к тому хулигану приравнял? – тихо, с угрозой спросил он.

      – Тот хулиган не был Сашиным товарищем, – ответил