Юность Плохиша. О восьмидесятых – без ностальгии. Роман Владимирович Днепровский

дедушка совершает фатальную ошибку: видимо, всё же, немного перебрал он этой архи, или ещё что – но он наклоняется к сидящему рядом сотруднику посольства, и вполголоса говорит ему:

      – Ну да, как же! Был тут у нас в Азии один «младший брат», и «дружба навек» тоже была! И песню пели: «русский с китайцем — братья навек!…»

      Дед говорил тихо. Но министр его услышал. И произошёл международный скандал.

      – Мы говорили русским, что нельзя верить этим коварным китайским собакам!!! —закричал министр по-русски, обращаясь непосредственно к деду, – Мы предупреждали вас, но вы ведь считаете себя умнее всех на земле!!! Вы не хотели нас слушать, вы дружили с Мао Цзэ-Дуном — а ведь вы совершенно не знаете китайцев! А мы знаем!!! Они владели Монголией до 1911 года — и они истребляли монголов! Монголам запрещалось продавать лекарства под страхом смерти, монголов запрещалось лечить!!! Если в Китае кто-то умирал от чумы, то труп везли в Халху, и бросали в степи, чтобы монголы заражались и умирали! Китайцы всегда были подлыми!… – министр уже от волнения сбился на монгольский язык, но всё ещё обращался к деду – а сидевшая рядом переводчица едва успевала переводить его рассказ о том, как несколько столетий китайцы проводили самую настоящую политику геноцида на монгольской земле.

      Я сидел, вытаращив глаза и развесив уши – ведь ничего этого я не знал. А дед застыл со своим стаканом, и сидел весь бледный. Министр продолжал обращаться к нему.

      Наконец, дед встал. Министра, тем временем, едва усадили на место – но он всё никак не мог успокоиться. Дедушка поднял свой стакан с архи, и сказал:

      — Дорогой коллега, я не хотел обидеть ни Вас, ни Монгольскую Народную Республику, официальным представителем которой на нашем банкете являетесь Вы. Посудите сами: если бы я с недоверием относился к Вашей стране, то разве привёз бы с собой вот этого шустрого отхончика, —тут дед указал на меня, – который, между прочим, сам сбежал от меня здесь, и три дня прожил в степи, в юрте, как настоящий монгол! Правда, Роман?

      Я чувствовал, что все, сидящие здесь, в юрте, смотрят на меня. Чувствовал, что стал центром всеобщего внимания – совершенно неожиданно. И ещё… ещё каким-то шестым, или седьмым, или тринадцатым чувством уловил, что должен сейчас ляпнуть какую-нибудь смешную глупость, или сделать что-то ещё, чтобы разрядить обстановку и помочь деду выпутаться из этой, скажем прямо, не очень приятной ситуации. И я ляпнул:

      – Орос, Монгол улс — найзууд. Ромоон болон Чимид — найз нохэд! Инь юрт амьдарч байгаа инь сайн!

      Это меня Чимид научила. Россия и Монголия – друзья, Роман и Чимид – друзья… Хорошо жить в юрте, ага… Министр округлил глаза, и уставился на меня. Остальные – тоже.

      В следующий момент министр уже хохотал:

      – Ромоон болон Чимид! А-ха-ха-ха-ха!… Ромоон, так ты от деда к невесте в степь сбежал? Говоришь,